Похищение. Часть 1

и он отстегнёт тебя от стены? — раздался голос.

Я завертела головой, но ни кого не увидела, хотя голос доносился явно со стороны двери.

— Где вы? — заорала я, вертя головой.

— А может лучше спросить, кто вы? — донесся голос, и я поняла, что решетка над дверью просто динамик.

— Зачем... — мой голос сорвался, — зачем меня здесь заперли? И кто вы?

— Хороший вопрос, — донеслось до меня, — ты в карантине, а заодно тебя и приручают...

— Приручают? — мой голос зазвенел от злости, — да какого хрена здесь творится?

Приковали цепью, закрыли на замок... Меня будут искать, а когда найдут, вас посадят!

— Да ты что? — зазвучал изумлённый голос, — будут искать, найдут, посадят! А как тебе такой расклад? Будут держать на цепи, пороть и ебать как спермовыжималку во все щели!

— Ах ты, сука проклятая! — взбеленилась я, — да я... тебя... на кусочки порву, и рванулась к двери, забыв про цепь.

Итог был предсказуем. Цепь натянулась, сдавив горло, а я как дура полетела на пол, чуть не сломав шею.

— Ай, я-яй! — прогнусавил голос, и словно обращаясь к кому то другому, сказал, — и это учительница! Послушай, какой слог! А мы потом удивляемся, откуда столько шпаны на улице.

— ... — подавилась я матами, которыми собралась обложить невидимого собеседника, а потом разревелась, — отпустите меня домой...

— А ты Катюша не слишком торопишься? — продолжал вещать голос, — заблевала номер, не расплатилась за гостеприимство и хочешь сбежать?

Я затравленно огляделась по сторонам. Потом вспомнила про свои вещи и быстро запричитала:

— В сумочке карта банка, пин-код 0816, на ней почти двадцать тысяч! Берите всё и отпус-ти-те меня-я-я... — уже рыдала я.

— Кому на хер нужны эти деньги, но если ты настаиваешь... — всё также издевательски звучал голос, а затем, обращаясь явно не ко мне, добавил, — зачем вы эту старую дуру притащили?

— Ты же видел её задницу и сиськи! — мечтательно произнес, какой-то знакомый голос.

— А что моложе не было?

— Мне эта нравится!

— Так сам и ебись с ней... во всех смыслах!

— Для этого и притащ... — раздался щелчок, звук выключился и тотчас погас свет.

4.

Сколько я просидела в темноте, не знаю. Хотелось, есть, пить и писать. Болело всё. Тело от жесткой подстилки, голова от смрада и страха. Ноги от невозможности встать. Отползла в сторону с коврика насколько хватало цепочки, стянула до колен трусики, и с трудом устроившись на корточках, краснея от стыда, начала писать.

Мгновенно словно они там всё видели, загорелся свет, и насмешливый голос выдал:

— Гляди-ка, какая струя... Я же говорил — жопа красивая... Вот ведь учительницы пошли... Про туалет даже не знают!

Злость застлала глаза, и я в бешенстве рванулась на голос, чтобы запутаться в спущенных трусиках и упасть от рывка цепи в свою же лужу.

— Тебя не учили проситься в туалет? — издевательски произнёс тот же голос.

Я, лежа на полу и молча давясь слезами. Раздался щелчок, связь отключилась и свет потух. Тихо ревя, я, осторожно перебравшись на сухое место, легла,