Серое небо

раз выплюнуть было неудобно, вдруг обидится. Вот так, в первый раз и проглотила. У любовника. Это уж потом, у мужа тоже глотать стала, и то не сразу. Так у них и повелось, это дело, обедом величать.

Вера, споро развернулась и подставила ротик под струю. Поймав первую порцию, она запихнула член в рот, и принялась глотать угощение. Высосав все до капли, Вера соскочила с постели и побежала в ванную.

Приняв душ, она оделась и вышла на кухню. Миша тоже начал собираться. Они сели за стол, выпили по чашечке кофе. Вера выкурила сигарету.

Пора было расходиться по домам.

Они вместе вышли из квартиры и спустились на лифте. Из подъезда они так же вышли вдвоем.

«Вер, в среду. В то же время. Как обычно. «Вера кивнула. Они поцеловались на прощание. Миша, уставился ей за спину. Сердце Веры, вдруг екнуло.

«Вер, а ты не хочешь познакомить меня с Михаилом» До боли знакомый голос, был спокоен и холоден. Как лед.

Вера медленно повернулась, не поднимая головы, у нее во рту все пересохло.

Она узнала ботинки Гоши, брюки Гоши, подняв взгляд, узнала плащ Гоши, темно синий, с погончиками, узнала лицо Гоши. А вот глаза, не узнала. Это были, не его глаза. В Гошиных глазах, никогда не было столько боли. В глазах, что сейчас смотрели на нее, была только Боль. Ни злости, ни ярости. Только БОЛЬ.

«Хотя не надо. В этом, уже нет смысла. Прощай.»

Он разжал кулак, и на грязный асфальт, звякнув, соскользнуло обручальное кольцо. Сверкнув тусклым золотом, оно скатилось с бордюра, и навсегда сгинуло за прутьями решетки водостока, в бескрайних глубинах, московской канализации.

Плечи Гоши опустились, он развернулся и пошел прочь. Его какая-то, горбленная фигура, медленно удалялась.

Миша облегченно вздохнул, бить не будут.

Вера смотрела вслед уходящему мужу. Мужу? Теперь уже, бывшему мужу.

До нее начало доходить, что Гоша, ее Гоша, уходит навсегда. Картинки замелькали калейдоскопом, перед глазами.

Вот они, совсем молодые, бегут разбрызгивая лужи, укрываясь гошиной курткой, от теплого летнего дождя. И спрятавшись под подъездным козырьком, целуются под осуждающее ворчание и одобрительные взгляды, местных старушек. И дед с клюкой, главный в этом старушечьем царстве, показывает Гоше, оттопыренный большой палец. И бабулька, подморгнувшая ей.

Вот Данька, сидит за столом, и мусоля во рту карандаш, размышляет, а что бы такого нарисовать. А Гоша сидит на диване, и смотрит какой то дурацкий, криминальный сериал. И она, Вера забравшись с ногами на диван, ныряет к нему под мышку, прижимаясь к теплому боку, укрывшись его рукой, кладет голову ему на грудь. И становиться, так спокойно. Хорошо. Надежно.

Кадры их жизни мелькали перед ней, уходя в прошлое навсегда.

Да, будут другие, будут новые отношения, жизнь на этом не кончится, но Гоши, не будет. Ее Гоши, не будет. Не ее, Гоша.

Ноги подкосились. Стройная женщина в светлом плаще, сидела боком на грязном асфальте. Она закрыла лицо руками.

И тоскливый бабий вой, ножом вспоров привычный, монотонный гул мегаполиса, рванулся к серому низкому,