её, как это сделал ты с Ксюхой». После этого разговора, все его приставания к Ане прекратились, но и со мной он стал вести себя подчеркнуто холодно. В канун очередного своего дня рождения, Габриэль вдруг собрался и уехал с соседом на рыбалку. Мы с Аней и Оксаной посидели полчаса за праздничным столом, выпили по бокалу вина, и, не выдержав напряженной атмосферы, разошлись. Больше совместных праздников у нас не было. Через три месяца Габриэль вдруг заявил, что собирается переезжать. Мне он так толком ничего не объяснил, но в отделе поползли слухи, что наш итальянец навострил лыжи на историческую родину, где уже два года живет его мать. Тогда я как-то равнодушно отнесся к этим разговорам, но через пару недель...
Это была моя ночная смена. Я помню, что мы тогда как раз заканчивали серию очередных испытаний новой установки. Вопреки всеобщему скепсису, я верил в ее эффективность, что и подтвердилось на практике. Утром я летел домой окрыленный первым существенным достижением по службе. Счастья было столько, что даже не ощущалось усталости тяжелой ночи. Войдя в подъезд, я как школьник взлетел по ступенькам на свой пятый этаж, открыл входную дверь и, едва скинув туфли, побежал в спальную, чтобы разбудить Аньку радостным известием.
Аня лежала на кровати... полностью голая... растянутая, словно звезда, какими-то черными ремнями, уходящими под кровать. На правое бедро у нее была надета кружевная белая повязка, а на груди красной помадой аккуратно выведена надпись»Аddiо, аmiсо«. По полу спальной были раскиданы какие-то коробки, тряпки и пакеты. Я рванулся к жене. Её голая промежность напугала меня больше всего. Красная, воспаленная, с вывернутыми наружу половыми губами, перепачканными какой-то белой полузасохшей жидкостью. Такие же вязкие капли были на груди и на подбородке. Я даже не сразу понял что это. Лишь, когда Аня повернула голову и посмотрела на меня мутными, словно пьяными глазами, до меня все дошло.
— Убей меня, — хриплым голосом произнесла супруга, — прошу... убей...
— Кто?! — только и смог выдавить я.
— Габ... Габри... — Аня поперхнулась и долго, долго откашливалась. Впрочем, мне итак уже все было понятно. Я развязал кожаные ремешки, стягивающие лодыжки и запястья жены. На нежной коже остались заметные ссадины и потертости. Аня тут же рванула в душ. Я сидел молча в развороченной спальне и, сжав кулаки, прислушивался к её истеричным завываниям из ванной.
Мне ужасно хотелось убить его. Придушить собственными руками! Повалить на землю и бить, бить всем, что попадет под руку, пока на теле не останется ни одного живого места. Когда Аня вышла из ванной, я велел ей вызывать милицию, а сам рванул из дома. Она что-то кричала мне вслед, но я даже не слышал. Первым делом, конечно же, поехал домой к Габриелю. На долгие звонки в дверь никто не отвечал, а, когда я начал лупить по ней кулаками, на шум выскочила перепуганная соседка. Она меня, конечно, знала, поэтому попыталась успокоить