Барин и Юля. Часть 1: Барин

пуговиц на его синем халате были окружены аляповатыми белыми штрихами и пятнами — краску халата разъела хлорка с пальцев банщика, который обязан был дезинфицировать банные водоемы и принадлежности.

Халат на пузе истопника был застегнут косо и «через раз», вместо пуговиц часто торчали одни нитки.

Это был отьявленный похуист, которого гнать надо было поганой метлой. Но Васильевич держал его потому, что этот рыжий, щербатый баньщик приходился ему каким-то дальним родственником.

— Бля-я-ядь, как же хорошо!!! — Зашлась Раиса протяжным басом, так, что Женьке показалось, что это простонал какой-то мужик.

Ее голос прозвучал очень обьемно и густо, как в зрительном зале кинотеатра. Хлопки участились, хозяин готовился кончать.

— Что девица, хочешь поглядеть, как мужики ебут девок?! — Задорно глянул Виталий на Юлию, вытолкнул в предбанник Женьку и отступил вбок, широко приглашая Женькину невесту к похабному зрелищу. Опомнившись, та кинулась вон из предбанника, едва не налетев на Женьку.

В машине Юля, была тихой, как мышка. Иногда она складывала кулачки вместе и подносила их к губам, словно руки озябли и она дула на них:

— Вечно, ты, Женька, куда то вляпаешься! — Наконец сказала она, с явной досадой.

— Я же не знал, Юля, — отер лицо ладонью жених.

— Не знал, и потому меня туда привез в этот вертеп!

— Ты сама пришла, никто тебя не звал.

— Знаешь, что, не приезжай ко мне больше и не звони. — Зло крикнула она и хлопнула дверью. Сухой снег скрипел под ее ножками жалобно и часто.

Зазвонил телефон. Женька вновь завел машину, стараясь не зацепить строительную тележку, брошенную с осени у двора, которой из снега торчали лишь ручки, задом взъехал на дорогу.

Включил трубку. Василий Васильевич спросил, где его носит и приказал отвезти Раису домой.

Баньщик Виталий провожал женщину у ворот. Водитель ахнул. В беспощадном свете фар Раиса была пратически раздетой, в полушубке на голое тело, в чулке и в ботфортах. На ее распатлаченной голове, над круглым, обслюнявленным лицом в неряшливых размазах помады, красовался чужой, нелепый, мужской картуз — козырьком вбок.

Виталий закинул ее на заднее сиденье, следом швырнул пакет, видимо, с ее вещами и ее же сумочку.

По салону разлился густой запах перегара. Девушка, похоже, хорошо выпила.

Тронулись. Болтаясь в заднем «отсеке», бухая пассажирка показала — через заднее стекло — провожатому средний палец.

Но тот вряд ли его увидел.

Женьке отчего-то было невероятно, до зубовного скрежета, стыдно. За себя, за хозяина, за Раису, за Юлю.

Он проклинал тот день, когда устроился к фермеру на работу.

— Вот, козлина, — икнула Раиса и в досаде кинула в боковое стекло свой картуз.

— Кто? — Дежурно спросил Женька, стараясь не смотреть в зеркало под лобовым стеклом, через которое девушка пыталась уцепить его взгляд своим.

— Да начальник этот твой Васильич. Обещал сволочь не кончать в меня и кончил. Из меня течет тебе дураку на сиденье.

Она раскрыла сумочку, стала рыться в ней:

— Слушай, у тебя салфетки какие — нибудь есть?

Девушка приподнялась, приблизила свое лицо к лицу водителя, держась обеими руками за спинки