Пай-девочка. Часть 3: L'enfant terrible

чтобы ты тут на машинах катался, что ли, да всяких малолеток... Господи, Артур, ну не молчи же!

У матери лицо красными пятнами пошло. Голос срывается. Визгливый. Уши режет. Заебала.

Отец отклеивается от стены. Его рот открывается. Какие-то слова. Похуй.

— Ты вообще представляешь, что ему стоило тебя вытащить!? Он ведь всем рискует, слышишь? Всем!

Точно. Именно. Каково, а? Всё так отлажено было, да, как по маслу. Невъебаться просто. Всё выше выше. Прокурор раз, прокурор два. Полицаи к ноге. Такие все из себя граждане номер один, блядь. Тошнит.

— Джен, не нервничай, пожалуйста, ты же знаешь тебе...

— Не нервничай!? Не нервничай, говоришь? А что мне по-твоему делать? По головке его погладить? Пусть дальше идёт девок насиловать? Так?

— Ты же знаешь, я не это имел ввиду.

— Бляяядь!

Закидывает голову. Волчица драная. Проняло-то как. Ух. Рот не забудь прополоскать потом.

— Как же ты меня заебал!

Трясёт, дёргает. Ага, ну-ну.

— Ты мне не сын, понял, не сын!

Больно надо.

— Джен, Джен! Успокойся, прошу тебя.

— Блядь, да как тут успокоиться? У тебя выборы на носу, а этот мерзавец свой член в штанах удержать не может. Ещё и ухмыляется сидит!

Шлёп! Ой, бля, да за столько лет привык уже. Может ещё штаны снять, ремешком пройдешься?

— Том, иди в свою комнату.

Эх, папочка, папочка, мамочку на коленки ставишь, а в жизни как был подкаблучником так и остался.

— Вот так, да!? — орёт прародительница. — Правильно, конечно, пусть идёт, давай, давай. Пусть ещё какую-нибудь шлюху подыщет, опять пойдешь рты затыкать, да? А если она отк..

О чём она там дальше раззорялась Том уже не слышал.

Ушли. Двери хлопают. Проветриться двинули. Ну пускай. Достали уже эти вопли. В ушах звенит. Ну прокололся разок, хули тут, блядь, бучу поднимать. Можно подумать сами такие белые-пушистые. Грешков-то немало набралось поди, пока наверх-то карабкались. Или что, блядь, отец по шлюхам не бегает? Нихуя не поверю. А сама-то?

Он один в отцовском кабинете. Ноги на стол, кресло приятно хрустит новенькой кожей.

«Ты мне не сын»

Вот же сука, а? Типа раньше всё тип-топ было. Могла бы уже лишний раз не напоминать.

Откидывается на спинку.

Шлюшка на кровати. Черные волосы на белой подушке. Губки дует, язычком скользит. Пальчиком манит.

Её блядский смех. Её ублюдочные извинения, когда поняла, что сморозила. Её крики. Красная пелена перед глазами.

А теперь как? Смешно? А вот так?

Твёрдость скул.

Том потирает сбитые костяшки.

Мягкость груди.

Посасывает обломанный ноготь.

Закрывает глаза.

По щеке течёт слеза.

За ней другая.

Том вслипывает. Пытается сдержаться. И в следующую секунду уже навзрыд.

Сука! Сука, сукасукасука! Ненавижу!

Не сын, блядь, вот так значит!

Никак не идёт из головы.

Шлюха, мать, крики, шлюха, волосы в кулаке, мать, шлюха, мать, шлюхаматьшлюхамать.

В груди ломило. На шее затягивалась удавка.

Том выдвигает ящик стола. Достаёт шкатулку. Открывает. Внутри на чёрном бархате серебрится стальной ствол.

В руке приятная тяжесть. Большой, длинный ствол.

Не то, что у тебя, да?

Заткнись!

Открывает барабан. Заряжен. Щелчком посылает обратно. Взводит боёк.

Хлюпает носом.

Давай, тварь!

Прижимает дуло к виску.

«Ты мне не сын, понял?!»

Ещё чуть-чуть.

Вспотевший палец на курке.

Давай 

---

По принуждению, Потеря девственности, Подчинение и унижение

---

Вернуться назад