История О.

3. Анн-Мари и кольца О. думала — или ей так хотелось думать, — что Жаклин будет изображать из себя неприступную добродетель. Но стоило ей только попробовать проверить это, как она тут же убедилась, что все совсем не так. Она поняла, что та чрезмерная стыдливость, с которой Жаклин закрывала за собой дверь гримерной, когда шла переодеваться, собственно, предназначалась ей, О., чтобы завлечь ее, чтобы вызвать в ней желание открыть дверь и войти в эту комнату. В конечном счете все так и произошло, но Жаклин так никогда и не узнала, что это долгожданная решимость О. была вызвана не ее наивными уловками, а совершенно иной причиной. Какое-то время О. это приятно забавляло.

Сэр Стивен обязал О. рассказывать ему обо всем, что касалось ее отношений с Жаклин. И иногда, помогая Жаклин привести в порядок волосы, например, после того, как та снимала платье, в котором позировала, и одевала свой легкий свитер с длинным узким воротником, О. думала о том, с каким огромным удовольствием и желанием она рассказала бы сэру Стивену о Жаклин, позволь та ей хотя бы через свитер поласкать свои маленькие, смотрящие в стороны груди, или забраться рукой к ней под юбку, или просто раздеть ее. Когда О. целовала ее, Жаклин замирала, будто прислушиваясь к чему-то. Целуя Жаклин, О. запрокидывала ей голову и языком приоткрывала губы. При этом ей все время казалось, что если не поддерживать Жаклин, то девушка обязательно упадет — молча, с закрытыми глазами. Но как только О. отпускала ее, Жаклин вновь становилась этакой добродетельной светской дамой, резкой и ироничной. Тогда она говорила: «Вы испачкали меня помадой». И, улыбаясь, вытирала губы. В такие мгновения О. старалась запомнить все подробности — легкий румянец, появляющийся после ее поцелуев на щеках Жаклин, слабый, отдающий шалфеем, запах пота — чтобы потом обо всем этом рассказать сэру Стивену. До сих пор Жаклин позволяла О. только целовать ее, а сама при этом оставалась совершенно безучастной.

Уступая О. она становилась совсем другой, не похожей на обычную, Жаклин. Все остальное время она вела себя очень независимо и отстраненно, стараясь никоим образом не давать никаких поводов для подозрений и сплетен. Пожалуй, лишь появляющаяся все чаще и чаще на губах Жаклин таинственная улыбка, или скорее даже тень, след этой улыбки, похожей на улыбку Моны Лизы — такой же неопределенной, неуловимой, странно беспокоящей, указывала на то, что под холодным взглядом этих зеленых бездонных глаз, возможно, скрывается нечто похожее на смятение.

О. довольно скоро заметила, что Жаклин по-настоящему доставляли удовольствие только две вещи: с первой все просто — это подарки, которые дарили ей всегда и везде, со второй же несколько сложнее — ей нравилось видеть в людях признаки того желания, что она возбуждала в них, с той лишь оговоркой, что эти люди либо должны быть полезны ей, либо их внимание должно льстить ее самолюбию. Так вот О. не понимала, чем же она могла быть полезна