ноги в зажимы, в которых только что извивалась под ее беспощадными ударами Тиффани. Мне оставалось только защелкнуть запоры, что я незамедлительно и сделал. Резкие перепады поведения Китти от рабской покорности до вызывающего непослушания безумно меня заводили, и я с трудом преодолел желание поиметь ее прямо здесь и сейчас.
Вернувшаяся Лариса разложила передо мной орудия наказания — длинную бамбуковую розгу, широкий жесткий кожаный ремень и резиновый хлыст. Лениво перебирая и по очереди прикладывая их к вздрагивающим опухшим ягодицам Китти, я стал неторопливо оглашать приговор:
— По первоначальным условиям я должен был нанести тебе пять ударов розгой, шесть — ремнем и два — хлыстом. Но ты сопротивлялась и три раза меня ударила. Поэтому количество ударов каждым предметом тоже утраивается. Стало быть, розгой ты получишь пятнадцать, ремнем — восемнадцать, а хлыстом — шесть ударов.
Китти жалобно простонала.
— Менее всего у тебя пострадала спинка, — продолжал я, — поэтому с нее я и начну. Я буду очень стараться, потому что очень на тебя зол. В твоих же интересах сдерживать крик как можно дольше. Как только ты закричишь, следующие удары получит то, что находится у тебя пониже спины. А это будет гораздо больнее, чем ты можешь себе представить.
Китти только вздохнула и поерзала на гладкой доске, устраиваясь поудобнее.
— С поправкой на твою вчерашнюю порку я разрешаю тебе перенести часть ударов с любого предмета на другой. Хотя ты этого и не заслуживаешь.
— Спасибо, — прошептала Китти и замолчала. В повисшей тишине она лихорадочно соображала, от какого предмета менее всего пострадает ее многострадальная попка.
— Ты бы поторопилась, что ли... — протянула Лариса.
— Значит так, — дрожащим голоском проговорила Китти, — все удары с хлыста перенесите на ремень...
— Разумно, — констатировала Лариса, с видом президента банка, подписывающего договор, записав в свой блокнот несколько цифр. — Значит, ремнем ты получишь двадцать четыре удара.
— И с розги тоже снимите... — она заколебалась, — десять...
— Итак, ремнем тридцать четыре удара, а розгой — только пять — подытожила Лариса. — Как я уже говорила, разумный выбор. Вот только рука у моего мужа тяжелая, а когда он рассержен, то вообще в зверя превращается...
Я тем временем уже держал длинный широкий ремень, любовно поглаживая его крепкую жесткую кожу. Сначала я свернул его вдвое, но так было не совсем удобно, и тогда я намотал его на правую руку, оставив свободной полоску кожи длиной сантиметров шестьдесят. Поскольку первоначальному обстрелу должна была подвергнуться спина Китти, я подошел поближе и приложил ремень к ее красно-сине-багровым распухшим ягодицам. Девушка застонала и попыталась отодвинуться.
— Ну что же, поехали, — сказал я и подмигнул Ларисе, уже спрятавшейся за объективом видеокамеры.
Первый удар я нанес не слишком сильно, привыкая к размерам ремня. Китти даже не шелохнулась. Второй удар лег точно на место первого. Китти, стиснув зубы, молчала. Я стал равномерно ...обрабатывать ее спинку широкими размашистыми ударами, постепенно опускаясь от лопаток к талии. Поскольку ремень был широким, я уложился в восемь ударов. Китти выдержала все без единого стона,