только судорожные движения ее скованного тела выдавали ее страдания. Впрочем, на первом десятке я не слишком усердствовал.
Одиннадцатый удар я сделал на порядок сильнее, направив его на «пограничную территорию» чуть повыше талии. Там заканчивалось несколько вспухших рубцов, оставленных вчерашней поркой, и ремень захлестнул и их. Китти застонала, изо всех сил сжимая зубы. Имея в запасе еще достаточное количество ударов, я решил поиграть с ней и направил еще два гораздо более слабых удара на то же самое место. Теперь Китти стонала от бессильной злобы: она прекрасно понимала, что я могу вырвать из нее крик в любой момент, что я просто-напросто играю с ней, как кошка с мышкой. Видимо, я задел ее самолюбие, потому что неслабые четырнадцатый и пятнадцатый удары она выдержала без единого звука.
— Как же ты любишь свою попочку, — ласково сказал я и от души с оттяжкой вытянул ремнем наискосок через всю спинку беспомощной девушки. Китти охнула. Но криком это считаться не могло. Я повторил удар, зайдя с другой стороны, но Китти только откинула незафиксированную голову назад, воздев к потолку искаженное страданием личико. Я дал ей несколько секунд отдышаться и прочертил еще одну полосу у нее под лопатками. Снова стон и скрип зубов. Китти демонстрировала чудеса стойкости.
Девятнадцатый и двадцатый удары снова пролегли наискосок от плечей к ягодицам девушки. Китти тяжело дышала, ее тело страдальчески выгибалось, а во вдавленной линии позвоночника поблескивали крупные капли пота. От ее тела поднимался странный запах, напоминающий распаренные в бане веники. Вся ее спина покраснела, а оставленные ударами ремня полосы наливались багровым и фиолетовым цветами. На ней уже почти не оставалось живого места, но кожа все еще была неповрежденной.
Китти оставалось выдержать еще четырнадцать ударов. Я решил сломить ее сопротивление быстрой энергичной серией, снова спускаясь от лопаток к талии, и с упоением принялся за дело, размахивая рукой на полную дугу и от души впечатывая жесткий ремень в конвульсивно вздрагивающее тело. После первого удара Китти лишь скрипнула зубами, на второй отозвалась протяжным стоном, перебитым третьим, отчего на время четвертого удара в ее горле наступил спазм, прошедший после пятого. Тогда она и закричала. Я едва успел придержать ремень, который все же по инерции слегка хлопнул ее по плечам. Но правила есть правила, и теперь Китти оставалось восемь раз ощутить ремень на своих нещадно выпоротых двенадцать часов назад ягодицах.
Я дал ей несколько минут, чтобы прийти в себя. Китти перестала кричать, но продолжала всхлипывать и монотонно подвывать. К невыносимой боли в отстеганной спине примешивался страх перед грядущей болью, с которой все только что перенесенное не шло ни в какое сравнение. Я провел рукой по ремню и поразился ее влажности. Китти буквально исходила потом, сочившемся из всех пор ее разгоряченного тела.
Но вот настал момент истины. Не обращая внимания на продолжавшийся прерывистый вой девушки и ее слабо подергивающееся в конвульсиях тело, я перехватил ремень