Евгений О (часть 2)

умоляла любовницу оставить ее при себе — в любом качестве. Так она стала служанкой в особняке — с тайной надеждой вернуть себе расположение умной и очаровательной (несмотря на ее шрам) хозяйки. Мэм-саиб ни разу не наказывала Нину; пару раз это делали сестры — прислужницы. Такое пренебрежение девушка не без оснований считала признаком презрения. С ней общались только по хозяйственным делам, всячески игнорировали, но она надеялась на лучшее и исполняла все приказы Мэм-саиб, испытывая удовольствие только от ее присутствия, от звука голоса, от сна под одной крышей с той, кому она хотела навсегда подчиниться.

— Я бы не раздумывая стала ее рабыней, — прошептала как-то раз Нина, — исполнила бы любой приказ. Но ей не нужна рабыня. А раб — нужен. И она действительно что-то чувствует к тебе: Как это, должно быть, прекрасно. И то, что она приближает меня к себе через твое посредство — тоже прекрасно:

Ни о какой страсти между ними речи не шло. У каждого был свой предмет поклонения, свой приказ, исполнение которого вызывало не меньшее возбуждение, чем самые изощренные ласки. А потому Евгений не обманывался насчет чувств Нины. Он наслаждался ее обществом — одновременно исполняя волю хозяйки и получая от этого удовольствие. Кроме того, из общения с Ниной он немало узнал. В том числе — о судьбе Ивонны и Клодетты. Мэм-саиб встретилась с ними в Италии, где эти француженки с восточными корнями сочетали престижный бордель, больше похожий на камеру пыток. Склонность сестер к насилию была поистине фантастической. У каждой был гарем из пяти-десяти пленниц, подвергавшихся изощренным наказаниям и унижениям, по сравнению порка стеблями роз — просто невинные развлечения. Ценности жизни рабов они не признавали и пару раз доходили до убийства. После одного из таких случаев сестрами заинтересовалась полиция, их дела были свернуты, а самим владелицам борделя пришлось скрыться и стать простыми подручными. В особняке Мэм-саиб у них не было возможности развернуться по-настоящему, и Клодетта с Ивонной были готовы для ублажения садистских желаний на все. Они пороли сами себя и друг друга, достигая предела — недаром форма скрывала почти все их тело. А о своих наказаниях, придуманных ими, Нина говорить не хотела — видимо, слишком мучительны были эти воспоминания.

Их тесное общение не укрылось от внимания Мэм-саиб. Как-то вечером, прибыв из клиники, она заметила Евгению:

— Вы с Ниной очень хорошо сошлись. Пришла пора немного изменить ваши отношения. Я так хочу — обдумай это! Впрочем, от тебя ничего не зависит! Нина, подойди ближе! — Она обратилась к склонившейся в реверансе девушке: — Я хотела бы, чтобы твои отношения с Евгением получили мое благословение. Для этого он должен лично наказать тебя. Ты можешь отказаться и уйти, как знаешь:

— Нет, пожалуйста! — В глазах Нины появились слезы, девушка опустилась на колени. — Я согласна, только не прогоняйте меня, прошу:

— Вот видишь: — погладила ее подбородок Мэм-саиб. — Раб тебя накажет по-настоящему за недостойную тайную страсть, а после этого ваши ночные занятия будут приняты