прошлого — ангел на стёртом полотне в тяжелой раме, увитой изящными розовыми стеблями. Ангел пришёл в движение, и вдруг юноша увидел, что из картины на него смотрит Энджел пристальным, зовущим взглядом. Андре вскрикнул и проснулся.
— Не спеши вставать, полежи немного.
Энджел придержал юношу, машинально начавшего подниматься. Андре вновь прилёг и ощутил, что боль наполовину уменьшилась. Энджел принялся повторно обрабатывать его раны.
— Принимая душ, будь осторожен. Лучше просто оботрись полотенцем. К вечеру уже сможешь двигаться свободнее. Возьми, — закончив наносить мазь, произнес он, протягивая свечу.
Юноша поднялся. Пульсация прошла, воспаление утихло. Боль была, но уже не такая сильная. Он подумал, что теперь, наверное, на его теле надолго останутся шрамы, однако, осмотрев себя в зеркало, увидел, что следы от укусов и розог начинают затягиваться и кое-где исчезать. Что же, Энджел обладает волшебным снадобьем? Конечно, если он собирается его отсюда выпустить, то не может позволить, чтобы на теле жертвы остались доказательства насилия. Но как он это делает?
Андре обтёрся влажным полотенцем, умылся, воспользовался бритвой и задумчиво посмотрел на неё. Нет, он не будет это делать. Там, на свободе, есть люди, которые не смогут пережить его потерю. Хорошо, что они уехали и ни о чём не волнуются. Пускай так ничего и не узнают, если удастся это скрыть.
Юноша ...осторожно надел халат и вошёл в комнату.
— Что это за мазь?
— Тебе помогло?
— Так ведь не бывает.
— Не удивляйся.
Андре уже не удивлялся ничему. Он даже не удивился бы, если бы Энджел на следующий раз убил его, а затем воскресил наутро.
На столе дымился кофе, завтрак уже был подан, и Андре принялся за еду. Энджел также приступил к трапезе. Юноше было немного больно сидеть, но уже терпимо. Он постепенно привыкал к боли и стал забывать, как это было, когда он не ощущал своего тела. Допивая кофе, он задал Энджелу вопрос:
— Зачем ты причиняешь мне боль?
— Я не могу иначе. Моя любовь — это боль. Тому, кто примет меня, придётся с этим смириться.
— Тебя трудно любить.
— Настоящий вкус счастья легко не даётся.
— Разве это можно назвать счастьем?
— Особенным. Его дано понять немногим.
Андре замолчал. Разве может боль принести счастье? Можно ли было назвать удовольствием тот миг, когда он терял сознание и летел в пропасть? Бред! Это очень трудно и противоестественно для человека. Противоречит всякому здравому смыслу. Садомазохисты — люди с больной психикой, их место в психиатрической клинике.
Новый Орлеан считался городом порока. Стоило пройтись по Французскому бульвару, как убеждался в этом, исходя из количества заведений для извращенцев. Гей-парады, торговля наркотиками, проституция — всё это было визитной карточкой города. Андре жил рядом с данными явлениями, но как бы в параллельном мире, в кругу своих интересов, и никогда не ожидал, что поворот судьбы заставит его посмотреть в глаза подобным вещам с такого близкого расстояния. Он знал людей, чьи пристрастия и взгляды на жизнь были такими же, как у него, и не выходил