Елена Прекрасная

упала из его объятий без чувств. У Ваньки аж ноги подкосило, так хуёво ему от этого стало. «Что же ты хуев друг, думает, наделал». Придерживает Елену Прекрасную, а она глаза открыла и говорит:

— Не стерпел, Ванюша, маленько не стерпел. И немного-то было, чтоб видеть меня было нельзя, чтоб мне заметно. И сказать-то я этого тебе, Ванюш, не могла.

А потом улыбнулась охуевшему Ваньке и погладила по кудрявым вихрам:

— Долбоёб ты, Ванюша мой ласковый. Долбоёб-долбоёб. Нельзя мне было тебе сказать, а нужно было тебе вытерпеть. А ты ж у меня как зачешется хуй, так обязательно и вонзится. Как термоядерная ракета стратегического назначения в действии — хуй чем удержишь. Ищи теперь ветра в поле, а меня по-прежнему у Кащея. Вот оно моё тяжело, то что виделось. Выручи меня Ванюш, не оставь. Тяжко будет мне у Кащея опять:

И увидел Ванька, чуть не седея с горя весь, как Елена Прекрасная, фея ненаглядная его Ванюш растворяется в воздухе прямо в его руках. Совсем как в Древней Греции, только ни хуя тут не было радостного:

И собрался тогда в дорогу слегка подвинувшийся с ума Иван. Зашёл попрощаться к бате-царю. У меня Кащей невесту забрал, поведал мрачнее тучи горе своё.

— Хуила ты, Ванька! Такую невестку мне не уберёг! Пиздуй с глаз моих прочь и обратно мне без неё, Елены Прекрасной своей, не возвращайся! На хуя такие царству герои, которые собственной бабы удержать не могут!!! А Кащея встретишь — предупреди от меня, что хуй с ним с тобой, хоть ты и самый на деле дорогой сын у меня, но мужик. Но если ты не вернёшься, и он баб мучить не оставит, то я уже осерчал. Пиздец тогда всем Кащеям сразу, соберу какие под руку попадутся, выведу на чистую воду и переебашу всех подчистую. К хуям!

И отправился Ванька тогда в потемневший для него мир искать ненаглядную свою красу, потому что ни хуя его мысль о её муках в кащеевом плену не грела:

* * *

И пошёл Ванька в далеко, далеко, далеко — куда глаза глядят. Идёт лесами тёмными, идёт горами мохнатыми, идёт чёрными по ночам степями. И вот доводит его дорога в чудный лес. Стоит лес с виду не приметный ничем, а внутри, будто рябь идёт. Пригляделся хорошенько Иван, смотрит — комары пляшут. Водят хороводы, наполняющие воздух, и будто ждут: ну ничего, ступил в лес Иван. Облепили, обсели его со всех сторон комары и ну кровь пить. Пьют и приговаривают «Пьём в речку, пьём в ручеёчку, пьём в глубокий колодец». Как услышал те слова Ванька в третий раз, так и вскружило голову ему неземным угаром:

В этой темнице ни хуя ласкового не было. Кормить видимо совсем не собирались, а прогулки существовали только до параши и обратно. «На хуя нам такая радость», подумал Ванька, ощупывая болевшую после вчерашнего голову и вдруг вспомнил, что не пил. Здесь кроме воды