Неизвестное похищение сексапильными инопланетянками Юрия Гагарина.

упасть девушкам под ноги ему приходилось держаться за ножку одной из них, все же надо признать эта была самая божественная скамейка в его жизни. К тому же отсюда открывалась замечательная панорама, а любовь к замечательным панорамам, как известно у всех космонавтов в крови.

— Расскажите нам о себе Юрий. Ведь я могу вас так называть.

— Конечно, можете, но боюсь рассказывать мне о себе особенно нечего ведь я всего лишь один из многих космонавтов этого необъятного мира, — Не слишком то и задумываясь над вопросом отвечал молодой человек захваченный в тоже время созерцанием, белых, столь невинно смотревшихся трусиков, что открывались ему в разрезе двух стройных женских ног.

— Один из многих? Шутите! Вы наш первый... вы наш единственный... вы наш ответ!

— Да, да, да.

— И все же, какой он из себя этот космос?

— Космос это иллюзия, это мечта, он слишком идеален, чтобы быть правдой. Мы смотрим на эти мириады звезд мы думаем о... но помимо удивительных миров и новых откровений его просторы скрывают опасности.

— Опасности?

— Ну да, былые пятна, черные дыры, а в них живут монстры, чудовища.

— Чудовища?

— Алчные, покрытые шерсткой с высунутыми язычками они прячутся за иллюзиями как за тканью ширмы, но стоит ее только приоткрыть...

— Вы открывали?

— И не раз.

— Представляю, — раздался еще один миленький голосок, — возвращаюсь в Москву, подхожу к папе, говорю папе, не поверишь, но на мне в Сочи лежал сам Юрий Гагарин, вот папенька удивится.

На это молодой человек, справедливо предпочел промолчать.

На поворотах, ножки девицы, что сжимали его руки и с чьей коленкой он имел счастье лапаться щекой, то чуть сжимались, то раздвигались обратно, и в этом бесконечном мельтешении, то в появление, то в пропадание вновь, как в желаемом и невозможном, жили целые океаны человеческих фантазий. И он смотрел на эту удивительную игру плоти и ткни, тени и нюанса сначала с умилением, похожем на дыхание весны, потом с юношеским азартом, а после, судя по не которым колебаниям в его штанинах, в нем уже просыпался кураж. Впрочем, к чести молодого человека до определенного момента он вел себя вполне благоразумно, занимаясь исключительно тем, чем занимаются художники перед своей натурой.

— И все же, как вы им стали этим счастливчиком, ведь наверняка у вас была огромная конкуренция?

— Да старший брат козел пристрастил.

— Как ваш старший брат тоже был космонавтом?

— И брат, и дядька, и отец, и отец отца все по не многу космонавтили.

— А мы думали вы первый.

— Ну да, в этой стране четверть мужского населения космонавты, но только космонавты скрытые, а я явный, потому наверно и первый.

— Однако какой же вы все тки интересный человек, сразу видно, что не из простых. Но все же, как к этому можно пристраститься, ведь космос ни опера, ни кино, ни балет.

— Пристрастится можно ко всему чему угодно, особенно к плохому. Сначала ты думаешь, что все хорошо, потом