Тридесятое Государство. Главы 4—5

Всё-таки странный какой-то лес — опять заговорил я сам с собой и огляделся — ни писка комаров, ни бабочек порхания, ни чирикания в кустах соловьёв, ни зверя какого — я помолчал — а с виду вроде бы обычный лес: берёзки, сосны, пихты... пих... ты — я клюнул носом и с усилием разлепил веки: напряжение сошло, действовала водка, хотелось спать.

Я встал и, сдвинув веткой, как это делала Забава, догоравший костёр, сообразил, что застелить спальное место нечем. Я снова осмотрелся: ломать берёзовые не хотелось, а у сосен и пихт нижние ветви были на высоте метров четырёх и лезть, уж тем более, не хотелось. На глаза попался узелок скатёрки, и я развернул его — Опа! — ни бутылки, ни бумаги не было!

— Ни хуя себе! Аннигиляция в чистом виде! — я стоял над расстеленной скатёркой и... и... я, вдруг, понял, что боюсь ложиться на неё.

Наконец я сообразил, что нужно сделать и, перевернув скатёрку, постелил на место кострища лицевой стороной.

Стоило мне прилечь, как тут же навалился сон.

Я проснулся ночью с пересохшим горлом и торчащим хуем, едва не обоссавшись. Встал и, подойдя к реке, сначала напился, черпая ладонями, а потом поссал.

Тучи разошлись, светила полная жёлтая луна, отражаясь в чёрном зеркале водной глади и, я прислушался, никаких сомнений: словно журчание ручья среди камней, вдоль берега реки разносился звон цикад.

Я вернулся, улёгся и, улыбаясь, заснул под пение цикад.

Утром меня разбудила кукушка и я лежал и считал, но, досчитав до ста, махнул рукой и сел.

Горло пересохло и я, подойдя к воде напился, а потом, как и ночью, поссал в реку.

Вернувшись, нашёл в траве брикетики какао, съел их, наслаждаясь вкусом шоколада, завернул обёртки от брикетиков в скатёрку и убрал в суму. Расшвыряв угольки сгоревших веток, подобрал трут и тоже сунул в суму.

Обувшись в высохшие за ночь кроссовки, есть не хотелось, я отправился в путь вдоль берега Мары.

Шагая по берегу, я смотрел на деревья на другом берегу, и они не казались такими уж высокими, но, когда я поднимал голову, пытаясь разглядеть верхушки деревьев здесь — я не видел вершин за переплетением крон. Наконец я не вытерпел и, сняв с плеча суму, полез на первое же дерево.

Я забирался всё выше и выше. Уже и землю не видно сквозь ветви подо мною. Я глянул вверх — там всё те же ветви, но верхушек не было видно, и я стал спускаться и уже в самом низу, когда до земли оставалось несколько метров, задержался и осмотрел лес и, вдруг, увидел очень большое гнездо прямо под одним из деревьев.

Спустившись на землю, я пошёл к тому дереву.

Гнездо было очень большое и мне пришлось обойти его вокруг, просто перешагнуть я не смог. Не было перьев или пуха, не было скорлупы от яиц. Удивило и то, что вблизи гнезда не было останков мелких грызунов или птиц.

— Что ж это за птица такая здесь ночевала? — спросил я сам у