Ошибка евнуха

нетерпение, что не успело солнце закатиться за зубцы дворцовых стен, как наложницы были вымыты, причесаны, умащены благовониями — и поданы гостям.

Принц Мамуль робко вошел в покои. Не потому робко, что был труслив, а потому, что крайне редко оказывался без свиты. К тому же он не знал здешнего наречия, а их толмач был мужчиной. «В таких делах разговоры не нужны» — решили няньки, обсуждая, пускать ли толмача в гарем: ведь потом пришлось бы его казнить, а другого у них не было...

Вошел — и сразу увидел Ее.

Опытная гурия была совершенно нагой — только браслеты на ногах. И она была совсем молода — как сам принц, или еще моложе.

И, кажется, она робела больше, чем он. Она стояла, потупившись, и только блеск черных глаз, глядевших исподлобья, говорил о победе любопытства над стыдом.

Но принц не замечал этого. Дыхание комом застыло в его горле, тело охватил озноб... Впервые в жизни он видел нагое девичье тело, да еще и предназначенное для его услады; конечно, он знал, что его ждет, но одно дело — знать, и совсем другое...

— Никогда не видел ничего прекрасней, — пробормотал принц.

— Вот как? — отозвалась гурия.

Принц отскочил.

— Ты... ты понимаешь меня? Говоришь по хачистански?

— Я говорю на восьми наречиях... А мне сказали — войдет какой-то старик...

— Какой старик? Не знаю никаких стариков, — бормотал Мамуль, подходя к ней.

Никогда еще его глаза не глядели так жадно. Казалось, они хотели поглотить девушку, как голодные чудовища поглощают своих жертв. Та ерзала под его взглядом.

— Ну чего так смотришь? — наконец спросила она, когда принц подошел вплотную. — Я, между прочим... Мне стыдно!

— Стыдно? — повторил, как эхо, Мамуль.

— А ты думал! Вот бы тебя поймали, раздели догола и всем показывали! Я на рынке чуть не умерла со стыда!

— На каком рынке?..

— Невольничьем. В нашем доме и шею приоткрыть считалось неприличным. А там меня выставили без всего, вот как сейчас, на глазах у тысячи людей... И все меня трогали, щупали, как кобылу... И я... со мной такое было...

— Что?

— Я упала. Не смогла стоять на ногах. И во мне будто...

Гурия замолчала. Они были совсем рядом — Мамуль и это чудо, тонкое, совсем еще юное, с крепенькими грудками, бодавшими воздух... Пухлые, пронзительно-нежные соски сверлили принцу нутро, и ему было страшно смотреть на них. Распущенные волнистые волосы, блестевшие медью (их красили хной, как и всем невольницам), окутывали гурию до бедер, как огненный плащ. Мамуль заметил, что она дрожит.

— Тебе холодно? — спросил он.

— Нет...

Они еще помолчали.

— Откуда ты? Где твой дом?

Гурия скорчила гримасу.

— Далеко... Меня поймали пираты, когда я гуляла по побережью.

— Они обижали тебя? — выкрикнул Мамуль. Гурия горько усмехнулась:

— О нет. Они были обходительны, как... Давай не будем об этом. Делай то, зачем пришел.

— А... — Мамуля вновь пробрал озноб. — А как? Я не знаю, как...

— И я не знаю, — вновь усмехнулась гурия (уже не так горько). — Ну, вначале надо, наверно, потрогать меня...

Принц чуть 

---

Потеря девственности, Юмористические

---

Вернуться назад