Ошибка евнуха


горел в тесной утробе; бедра вталкивали его вглубь все сильней и быстрей, и очень скоро толчки слились в сплошную дрожь, звеневшую в едином крике обезумевших детей, которые вдруг перестали быть детьми и вместе коснулись запретной грани...

•  •  •
— Мой господин и правда юный принц, как о нем говорят? — спросила наложница, склонившись в позе, которая казалась вполне почтительной.

Аль-Маразми довольно крякнул.

«Она действительно умна. Дерзкая насмешка под покровом учтивости — искусство, коим владеют немногие...»

— Все зависит от тебя, — сказал он. — Я стану им, если ты пробудишь его во мне... Ты читала Сенеку в оригинале?

Наложница подошла к нему — в каждом движении ее нагого тела чувствовался хищный жар, — и потянула с мудреца шаровары. Ее глаза загадочно блестели.

— Ты хочешь сказать, что сейчас подобные разговоры неуместны?... Ооо, — мудрец застонал, когда его дряблое естество окуталось паутинкой полузабытых прикосновений. — Я понимаю тебя... понимаааю...

Наложница ничуть не торопила события. Свесив изобильные груди, она ласкала премудрого ученого и сверкала ему своей загадочной улыбкой, будто говоря ему: если нужно, я буду делать это целую вечность.

— Эпикур полагал смысл жизни в наслаждениях, и... шайтан меня дери! Что ты думаешь об этом?

Наложница взяла губами его уд, который слегка приподнял головку, подобно сонному коту, если его разбудить.

— Вот достойный ответ! — выдохнул мудрец, приблизив дрожащие руки к медным волосам наложницы. — Еще киники... о Аллах!

Ее пальцы ползли у него под одеждой. Отклячивая зад, наложница всасывалась в тело мудреца, и в нем разгоралось понимание земных и небесных истин...

«Молчание — ответ мудрых», — думал тот, извиваясь под ее языком. — «Очевидно, она читала киников, хоть и в позднейших пересказах... Конечно, она не так молода, как мне сказали, но ее мудрость с лихвой искупа... ааа... ааа...»

... Мамуль и Айни лежали, прилепившись друг к дружке — грудь к груди, губы к губам, и выхолощенный уд Мамуля купался, как в меду, в оплодотворенном лоне своей первой женщины. Они были так потрясены тем, что с ними произошло, что не могли говорить.

— Тебе было больно? — наконец прошептали губы Мамуля, не отлипая от ее губ.

— Бо... больно?

— Нянька Айше сказала мне, что тебе будет больно... Что ты будешь кричать, и чтобы я не щадил тебя. А я хотел щадить, но забыл... Я причинил тебе боль, да?

— Не знаю...

Они шевельнулись, чтобы еще теснее прижаться друг к другу. Руки Айни медленно скользили по спине Мамуля, и тот подвывал, как щенок.

— Ты плачешь? — спросил он, когда Айни всхлипнула.

— Я не хочу делать это ни с кем, кроме тебя, — прошептала она сквозь слезы. — Ты уйдешь, придут другие... Я не хочу...

— Ты не будешь!... — Мамуль даже подскочил, напугав Айни. — Ты будешь всегда со мной!

— Но ведь я наложница эми...

— Мой дядя, эмир Аль-Бубух, подарил тебя мне. Ты поедешь со мной в Хачистан, и мы никогда не расстанемся.

Несколько мгновений Айни смотрела на принца, распахнув влажные глаза. Потом завизжала, прыгнула на него и обхватила руками-ногами, как маленькая...
•  •  •
Следующее утро принесло 


Потеря девственности, Юмористические
Гость, оставишь комментарий?
Имя:*
E-Mail:


Информация
Новые рассказы new
  • Интересное кино. Часть 3: День рождения Полины. Глава 8
  • Большинство присутствующих я видела впервые. Здесь были люди совершенно разного возраста, от совсем юных, вроде недавно встреченного мной Арнольда,
  • Правила
  • Я стоял на тротуаре и смотрел на сгоревший остов того, что когда-то было одной из самых больших церквей моего родного города. Внешние стены почти
  • Семейные выходные в хижине
  • Долгое лето наконец кануло, наступила осень, а но еще не было видно конца пандемии. Дни становились короче, а ночи немного прохладнее, и моя семья
  • Массаж для мамы
  • То, что начиналось как простая просьба, превратилось в навязчивую идею. И то, что начиналось как разовое занятие, то теперь это живёт с нами
  • Правила. Часть 2
  • Вскоре мы подъехали к дому родителей и вошли внутрь. Мои родители были в ярости и набросились, как только Дэн вошел внутрь. Что, черт возьми, только