по мошонке, смывая следы спермы, успевшие натечь под него. От нежных, почти ласковых прикосновений Серый возбудился и его красавец встал в полный рост, налился кровью и образовался мускульный шар, вызывающий «замок» у самок во время спаривания.
— Умница, — губка мягко обвилась вокруг его ствола, сделал пару омывающих/ поглаживающих движений, вызвав в волке конвульсивную волну желание. — Но не сейчас.
Щелкнули зажимы, высвобождая лапы, скрипнул карабин поводка, освобождая ошейник из своих стальных объятий. Серый сел, все еще не веря в происходящее, и потянулся было к шорам и наморднику, но его остановили все те же крепкие руки:
— Нет, это — оставь.
Вновь скрипнула дверь. Кто-то вошел и снова вышел, унося с собой воду, губку и грязное белье, пропитавшееся выделениями и водой. Обычно это делал он сам, утром, когда просыпался после рабочей ночи. Щелкнул замок закрываемой двери, и волк принюхался — кто-то остался с ним. Кто-то, кто пах не так, как обитатели этого дома.
Кто-то, мягко надавливая на плечи, заставил волка снова лечь на чистую кровать, опускаясь рядом с ним. Его крепкие руки ласкали мохнатое тело, пробуждая волнение, желание, любовь в том, кто никогда не знал подобного обхождения. Тонкие пальчики шаловливо перебирали мех, перепрыгивая по телу только в им одним известных направлениях, непременно вызывая дрожь, выгибая тело под ними в дугу удовольствия. Они успели потереться у уха, пройтись по шее, оставить рваную цепочку следов-пятнышек на груди, прочертили десять дорожек взъерошенного меха на животе, потанцевали у напряженного мужского ствола, проскользнули по внутренней стороне бедер и мягкой коже под хвостом. Пару раз пропустили распушенный хвост через кольцо чуть сжатых кулачков, пробежались по спине, вдоль позвоночника, пересчитав каждое ребро, и вновь вернулись к шее.
Пришедший не торопился перейти к «основной программе» ночи, позволяя волку насытиться прикосновениями, игривыми почесываниями, объятиями. Мохнатое тело превратилось в сплошной шар удовольствия, когда любое мимолетное дуновение ветерка вызывает взрыв эмоций. Казалось, что во всем большом теле Серого не осталось ни одного места, куда не заглянули бы шаловливые пальчики, и где не осталось бы теплая точка любви и желания.
Когда он вошел — это казалось естественным завершением игры, без которого не мыслима сама жизнь. Его, увлажненные любрикантом, ладошки игрались в горячим, подрагивающим стволом любви волка, скользя вдоль него в такт с движениями огромного, узловатого, горячего как кипяток члена в волчьем анусе. Серый беззвучно выл, стонал, лаял, выгибаясь дугой, вздрагивая всеми мышцами, раз за разом, с силой, насаживаясь на горячий ствол человека. Он впервые желал этого. Желал страстно, сильно, до боли в раздираемых внутренностях.
Насытившись, волк заснул, свернувшись в позе эмбриона, в своих шорах, наморднике и ошейнике, тихо посапывая носом А за его спиной, прижавшись, обвив руками за талию, спал тот, кто доставил ему это дикое, ни с чем не сравнимое наслаждение. Серый еще несколько раз за ночь просыпался от легкого поглаживания, тихого шепота в большое мохнатое ухо. Еще несколько раз испытывал на себе странное,