сестрицы Алёнушки рядом не было.
Я задумался: вчерашнее появление Одноглазой и её попытка убить меня (что пришла она именно для этого, теперь уже не вызывало никаких сомнений) свидетельствовали, что вляпался я в чью-то очень серьезную игру.
Самое интересное, что никто не спросил у меня, а хочу ли я быть её игроком, да ещё и одним из первых? Нет, я конечно был не против того, чтобы трахать Наташку и сестрицу Алёнушку и, принимая травку, вертеть их на хую! Это — мне очень даже нравилось! Но, оказалось, что за это надо платить, и какой ценой?! До ночного нападения Одноглазой, я воспринимал всё происходящее, как небольшое приключение, ну, а если уж говорить честно, где-то в глубине души я вообще не верил, в то, что всё это реально со мной происходит.
Я провёл рукой по лицу, царапины подсохли, но они были! Ещё раз внимательно осмотрев комнату, я убедился в том, что никогда раньше здесь не бывал и даже в снах. Я подошёл к окнам: совершенно незнакомый мне двор и ворота со стражами — всё это было, всё это я видел воочию своими глазами. Я оглянулся: кровать (очень большая), камин, шкаф и, я подошёл к кровати и заглянул под неё — ночной горшок был на месте. Я вернулся к окну и выглянул и замер: на траве под окном лежали скомканные, с подсохшими пятнами крови, половинки шапки-невидимки... Я полез на подоконник, чтобы, спрыгнув на траву, забрать шапку и вспомнил, что я голый. Вернулся к кровати, ни трико ни футболки не было, но был халат! Я сел. Круг замкнулся. Всё, что происходило со мною — не было сном, не было бредом, всё это происходила наяву.
Утро, действительно, оказалось мудренее вечера.
Я захотел копать картошку. Вернуться в свой мир и копать картошку!
Мне стало легче, но тут я вспомнил — «Наташка, беременна!!» — и схватился за голову. Я мотал головой, я мычал и скрипел зубами, обзывал себя долбоёбом и полным идиотом, но мысль, что уже ничего нельзя ни изменить, ни исправить, всё основательней и основательней закреплялась в моём мозгу.
Заскрипела дверь и вошла Василиса.
Не надо было быть ведьмой, не надо было быть телепатом, ей хватило одного взгляда, чтобы понять: я в отчаянии! Она ничего не сказала, подошла, бросила на кровать мои трико и футболку и села рядом.
— Я понимаю твоё состояние, но уже ничего нельзя изменить или отменить. Отказаться ты мог там, когда я пришла за тобой. Теперь — нет. Она помолчала — Ты можешь ничего не делать, просто жить во дворце, есть, спать, трахать меня и сестрицу Алёнушку — «Как было бы здорово!» (подумал я) — но твоё ничегонеделанье не отсрочит и не отменит того, что должно произойти. С тобой или без тебя, я буду биться за своё Царство, за свой мир, за — она взглянула на меня — нашего сына. Но без тебя, я проиграю эту битву, с тобой могу победить. И тогда ты сможешь