каблуками, приблизился к окну, его тень пала на изогнутое, взмокшее от пота и предвкушения тело девушки. Рука в черной кожаной перчатке скользнула по бедру, по мокрой, пропитанной соками любви ткани трусиков.
— Ты целка? — деловито спросил Сергей, возясь с презервативом.
— Я девственница, — промурлыкала Катя.
Незнакомец в черном прижался к ней, все еще одетый, стиснул в крепких руках ее груди. От него пахло осенней сухой травой, костром и лошадьми. Сухие горячие губы защекотали ухо девушки. Он укусил партнершу за плечо, резко выпустив клыки...
— Ох!
По-правде говоря, она ожидала куда большей боли. Но довольное фырканье Сережи, его торжествующий вид и влажные шлепки об ее живот смыли Катину фантазию. Навсегда. Исчез мужчина в черном, исчезли обвившие окно розы и аромат сухих трав и пепла. Все исчезло, навсегда, в грязи майской ночи, в мертвом электрическом свете фонарей.
Человек в черном навсегда остался погребен в склепе с красной дверью, обитой дерматином.
• • •
— Ахаахаа-аха, — Лиза скрючилась от хохота, залила стол и колени остатками чая, — ой не могу, ох!
Она продолжала давиться смехом, так что Катя даже захотела похлопать сестру по спине, — не подавилась бы!
— Фууух, — собеседница осторожно поставила чашку на стол, глубоко вздохнула и ухмыльнулась, — тебе бы бабские романы писать, Катька. «Сто пятьсот оттенков ультромаринового»! Станешь миллионершей.
Катя обиженно надулась, но потом не выдержала и тоже засмеялась. Она никого не посвящала в такие подробности своего первого опыта, да и вообще не пускала людей в свои фантазии. Но сейчас, описав сестре первый секс и воспоминания о нем, девушка почувствовала необычайную легкость и веселье, а вовсе не стеснение или стыд. Видно, не зря Лиза училась на психолога.
— А этот придурок ничего не заметил, — в который раз с обидой вспомнила Катя. — Только потом донимал меня, спрашивал, насколько он крут в постели, насколько мастер. И показывал свою мазню бездарную.
— Надо было ему по хлебалу мольбертом врезать, — предложила Лиза.
— Ну, ты бы врезала.
— Я бы вообще с ним не замутила, — возмутилась сестра, — я бы замутила с вашим отличником. Он в школе читал «Войну и мир», и ему явно понравилось. Это уже характеризует его как не по годам развитого мужчину с претензией на серьезные извращения. Куда он кстати делся?
— Понятия не имею. Укатил тогда с классухой и на выпускной не явился.
— А вдруг он ее трахнул! — сверкнув зелеными глазами, предположила Лиза. — Приехал к ней домой, в обитель одинокой поклонницы Есенина и Блока (училки литературы всегда одиноки), и драл всю ночь остервенело на круглой вращающейся кровати, как Остин Пауэрся, пока ты и твой Сережа спали. Сколько ей лет?
— Сорок, кажется.
— Ну вот! Бальзаковский возраст, увядающий в неволе цветок!
Катя невольно представила, как Лёва вываливается из таски и ведет румяную, похорошевшую Наталью Сергеевну по крутым ступенькам крыльца.
— Зови меня Энеса! — ласково шепчет классная ему в ухо.
И вот они уже в коридоре ее квартиры, женщина, вовсе не толстая, лишь слегка округлая, поглаживает себя
Потеря девственности, Студенты