Эта неискоренимая особенность всех рожденных в Хаосе Левиафанов. Всех его братьев и сестер. Природа его матери. Великого дракона Хаоса. Природа самой Тиамат.
Он Бог, сын самой Тиамат. Самого дракона Хаоса. Сын, созданный из ее энергии и сотворивший свой мир из самого себя. Сын, отрекшийся от ее мира и создавший свой мир, не смог изменить то, кем был сам рожден изначально. И не смог создать то, что не уподобилось бы ему самому и что навлекло несчастья в созданном им же Небесном Раю.
Этот им же созданный из яркого лучистого астрального света небесный ангел. Этот ангел, красота которого совратила его. Его самого Бога. Создателя всего сущего и несущего. Красота Зильземира. Красота самого красивого ангела в его Небесном Раю. Красота, принесшая раздор и войну в его мире, за что он не смог ее простить. Именно ее, а не его. Потому как именно этот ангел был в своем разуме и душе, на свою же беду, больше женщиной, чем мужчиной.
И вот она оставила своего сына в этой жалкой крестьянской рыбака лачуге на берегу Тибра и, простившись с сыном, быстро растворилась в воздухе, покидая его и этот дом в тот момент, когда на пороге его уже появились хозяева. Рыбак уже не молодой и потрепанный своим крестьянским положением и его жена с двумя маленькими дочерьми.
— Я вернусь за тобой — сказала она, исчезая у ребенка на его глазах. Сверкнув горечью синих как океан, заплаканных слезами женских глаз, напоследок своему совсем еще маленькому небесному сыну — Я вернусь за тобой и верну тебя в Рай.
Часть I. На Апиевой дороге
— Едут! — Ганик под чириканье на улице воробьев и карканье ворон, ворвался и влетел в избушку как ненормальный с выпученными глазами — Едут! Трое! Три всадника едут в Рим! — он пробежал до деревянного стола, где у очага рядом с ним возилась его приемная земная мать — Мама! А где Урсула и Камила?! — он, громко запалившись слегка от быстрого бега, прокричал, кареглазой женщине. В старенькой, крестьянской изношенной уже до дыр длинной до пола подпоясанной простым тонким поясом из холстины тунике, прямо на голое тело, и на босую ногу. С забранными в хвост длинными и торчащими во все стороны вьющимися уже с сединой черными волосами.
— Что ты так разорался сын — Мать, аж, вздрогнула — Весь дом переполошил — Они еще спят. Кто едет?
— Всадники мама — уже спокойнее произнес Ганик — Я слышал от ребят сам едет Германик и командующий легионами Блез. Они едут в Рим. К императору Тиберию.
— Я хочу увидеть Рим — он не видел и не был с рождения в нем, хотя Ганик с сестрами и матерью жили буквально у него под боком. Он не видел римских воинов всадников. Приемная мама всегда прятала его, маленького, как кто проезжал по этой дороге мимо Селенфии и их старенького перекошенного временем крестьянского дома.
— Я не пущу тебя туда и ты это знаешь — мама