что его застал врасплох какой-то одиночка, не имеющий к «Братству» никакого отношения. Второй вариант показался мне более правдоподобным. Большинство армейцев не такие крутые, какими пытаются казаться.
— И что дальше? Посты эти придурки усилили. Ящик тоже нашли. Неприятно, конечно, но жить можно, — бормочу оптимистичным тоном.
— Да забудь ты про посты и про коробку! Армейцы решила раз и навсегда покончить с «Братством». Сегодня. Поднимут в воздух авиацию, и пустят «Эгиду» ко дну.
— Да ладно? Ты серьёзно? И ста лет не прошло, как эти придурки отрастили яйца. Но лучше уж поздно, чем никогда.
Отто тяжело вздыхает.
— Так-то оно так, но всё равно это скотство. Поганое это дело — топить целый корабль со всеми его обитателями, и добивать каждого, кто выберется на берег, — говорит док.
— Да брось ты! Тебе что, жалко эти полоумных в балахонах? — спрашиваю я, не веря своим ушам.
— Нет конечно! Если бы их собрали всех месте, и бросили в одну гигантскую мясорубку, я собственноручно нажал бы на кнопку «пуск»! — заверяет меня Фальк.
— Тогда в чём дело?
— На борту этого корыта не только полоумные фанатики, но и дети! Не меньше трёх десятков мальчишек и девчонок. Вот уж кто, а они точно не заслужили, чтобы их взрывали, топили и расстреливали!
Хочу было спросить, не ошибся ли он, назвав такое количество, но вовремя одёргиваю себя. Буду много болтать, и Отто начнёт задавать вопросы, отвечать на которые мне не слишком хочется. Дилан и его подружка привели с собой где-то 6—7 спиногрызов. Вопрос — где ещё два десятка детей? Ответ — всё ещё на корабле. А вполне возможно уже совсем в другом месте. И вытаскивать их оттуда никто не собирается. Многие считают членов «Братства» — чокнутыми идиотами. С тем что они чокнутые, я полностью согласен. А вот по поводу идиотов я бы поспорил. По крайней мере их лидера, с которым я умудрился найти общий язык, идиотом назвать трудно.
— Да уж, паршиво. Жалко детишек, — говорю я, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.
— Хорош заливать, старый пройдоха! Насрать тебе на всех, кроме себя самого! — ворчит Отто.
— Плохо же ты обо мне думаешь, дружище.
— Да я вообще о тебе не думаю! И вообще, вали уже отсюда. Смотреть на тебя тошно.
В ответ ехидно улыбаюсь, не принимая сказанное близко к сердцу. Отто ещё и не так со мной прощался. Перед тем как свалить из Эфиса, ещё раз заскакиваю на рынок, и приобретаю рацию. На маяке у меня одна точно такая же где-то валялась, но где именно я понятия не имел. Возвращаться и искать её — пустая трата времени. Особенно теперь, когда этого самого времени в запасе осталось очень мало. На выходе из города охрана обыскивает меня не столь рьяно, и не найдя ничего подозрительного, с чистой совестью отпускает.
Оказавшись за воротами, отхожу на сотню метров, достаю рацию, и настраиваюсь на нужную частоту. Поначалу по ту сторону слышно лишь шипение, и я