Доктор Жозеф

Роальду Далу, с почтением...

Сказать, что погода в Париже в октябре 1787 года был отвратительна — означало польстить ей также грубо, как сказать старой шлюхе, попавшей в Бисетр, что у нее внешность юной девы.

По крайней мере, доктор Жозеф, как его называли пациенты, был в этом уверен.

Карета, которую за ним прислали в этот вечер, постоянно застревала в раскисшей грязи, кучеру приходилось немилосердно нахлестывать лошадей, чтобы продолжать двигаться вперед, а ливень, с яростью грохотавший по крыше, грозил ворваться внутрь, словно банда безжалостных разбойников.

И еще доктор думал, что если бы не большие карие глаза молоденькой служанки, приехавшей за ним, и сейчас, при каждом рывке кареты, с ойканьем валившейся к нему на колени, — черта с два он выбрался бы из дома в такой мерзкий, дождливый и поздний вечер.

Наконец карета остановилась. Доктор Жозеф с некоторым усилием втащил свое массивное тело по мокрым ступеням.

Служанка уже взбегала по лестнице с криками... — Госпожа баронесса!... Доктор, доктор приехал!..

Захлопали двери, замерцали свечи и навстречу доктору Жозефу, в развевающемся пеньюаре с декольте, способным вместить весь Пале-Рояль, поспешила моложавая, но уже начинающая полнеть, дама.

— Доктор!... Какое счастье!... Скорее!... Такой ливень!... Моя дочь!... Бедная Антуанетта! Она так страдает!... Только вы!... Бал через три дня!... Его Величество...

Доктор с раздражением огляделся. Наконец кто-то из лакеев принял от него шляпу и помог снять плащ.

— Где больная? — раздражение доктора приобретало все более угрожающий размер.

Он начинал сожалеть, что поддался чарам глаз горничной и отправился сюда.

Наверняка у девицы вскочил перед балом прыщик на лбу и от этого у нее истерика, подумал доктор...

— Да, да... идите за мной... Мари, беги наверх, скажи Антуанетте — доктор приехал!..

Слегка косолапя и сопя, доктор Жозеф поднялся по лестнице и вошел в тускло освещенную свечами комнату.

На постели, под балдахином, до глаз закрывшись периной, лежала девушка. Ее длинные темно-каштановые волосы, слегка прикрытые ночным чепцом, в беспорядке разметались по подушке...

Доктор сел в жалобно заскрипевшее под его тяжестью кресло.

— Ну, рассказывайте... — обратился он к баронессе.

— Вы знаете, доктор — сначала — все было прекрасно... — Его Величество каждый день устраивает балы, чтобы отвлечь супругу от грустных мыслей... Моя Антуанетта... ей пятнадцать... она нарасхват — всю неделю... — Так веселилась... Танцы... — Она танцует, как фея... Его Величество... Ведь она — тезка Ее Величества... — И вдруг вчера после бала ей стало дурно, она лежит, ничего не ест и, знаете доктор, мне неловко это говорить — стоит ей немножко выпить воды, как она тут же...

— Ее рвет? — спросил доктор Жозеф.

— Нет... вода... выливается снизу... — И ей очень плохо, доктор...

Слабый, жалобный стон, донесшейся с подушки, свидетельствовал о том же.

Вздохнув, доктор освободился из плена мягкого кресла и подошел к постели.

— Снимите — это, — сказал он, — показывая на перину.

Бойкая Мари, подскочив к кровати, сдернула с больной покрывало.

Под большим количеством кружев с трудом угадывались очертания девичеcкого тела...

Тонкие руки, вздрагивая, стягивали у горла ворот рубашки.

Доктор грузно опустился на край постели, и посмотрел на пациентку.

У девушки были правильные,