приятные, лишенные фарфоровой кукольности черты. Большие темно-вишневые глаза на бледном лице были затуманены дымкой страдания.
На тонкой шейке матово мерцала испарина.
Распустив узелок шнуровки, доктор отодвинул мешавшие девичьи руки и раскрыв рубашку, обнаружил две небольшие нежно-трогательные груди.
Наклонив голову, он приложил ухо и сквозь отчаянный стук сердца услышал ровное и чистое дыхание.
— Нет, здесь все, слава Богу, в порядке, — вздохнул доктор Жозеф с некоторым облегчением. — Посмотрим ниже...
Доктор провел рукой по рубашке, там, где под кружевами предполагался живот. Живот был твердый как камень и бугристый, как мешок набитый репой.
— Однако, — подумал доктор Жозеф, — похоже, что она не опорожнялась дней пять, не меньше, и каловые массы давят на мочевой пузырь...
— Ну, вот и разгадка, — усмехнувшись, доктор посмотрел на девушку.
— Все будет хорошо, мадемуазель, — пробасил он, — будете еще танцевать на балах...
И обращаясь к баронессе, распорядился... — Прикажите принести еще свечей и нагреть побольше воды.
Баронесса прошуршала пеньюаром за дверь.
— А ты, — доктор ткнул пальцем в Мари, — Дай мне мою сумку и раздень больную.
С подушки раздался протестующий писк...
Мари замерла в нерешительности.
Тогда доктор Жозеф издал свое знаменитое гневное рычание, которому позавидовали бы медведи в далекой России.
Это рычание ясно говорило, что если сейчас же, немедленно, все в этом доме не начнут выполнять приказания доктора, то... Что последует за этим «то...» представлять никому в комнате не хотелось...
Переложив докторскую сумку поближе к постели, Мари потянула через голову больной ее рубашку. Глазам доктора постепенно предстали тонкие, но хорошо сформированные ноги, покрытый темными кудряшками треугольник между узких бедер, живот с аккуратной точкой пупка, уже знакомые доктору Жозефу грудки и, наконец, из-под рубашки вынырнуло покрасневшее от смущения лицо юной пациентки, которая пыталась руками закрыть свои прелести, напомнив доктору старую картину, которую он видел во время поездки в Италию. На этой, восхитившей его картине, волны несли к берегу раковину с новорожденной Венерой, целомудренно прикрывавшей руками грудь и лоно.
Внесли свечи и в комнате стало светлее.
— Ну-ка, повернитесь на бок, мадемуазель, — приказал вздрагивающей девушке доктор Жозеф, капнув на палец оливкового масла из склянки.
Антуанетта подчинилась и теперь доктору были видны гладкая спина, покрытая нежным пушком, маленькие округлые ягодицы и тонкая шейка с прилипшими прядками темных волос.
— Мари, — доктор взглядом отыскал кареглазую горничную, — придержи ей ноги...
Когда Мари, взявшись за щиколотки, плотно прижала ноги Антуанетты к постели, доктор Жозеф левой рукой развел ягодицы пациентки и всунул указательный палец в крохотное отверстие.
Девушка вскрикнула, и попыталась брыкнуть доктора, но, к его счастью, Мари держала крепко.
— Не дергайтесь! — рявкнул доктор Жозеф, сердито сопя, — он чуть не сломал ноготь, ткнув в плотную окаменелую массу, заполнявшую прямую кишку.
Антуанетта тихонько всхлипнула...
В этот момент в комнате появилась еще одна горничная, принесшая большой кувшин с теплой водой.
Раскрыв рот, она уставилась на голую хозяйку и сидящего на постели доктора, со свирепым видом рассматривавшего свой палец.
С удовлетворением доктор отметил, что ноготь не пострадал, под ним лишь появилась темная полоска.
— Принеси мне какую-нибудь