Амстердам. Три дня Содома. День первый

очки: все остальное тело покрывали татуировки различной тематики: от красных розочек до зловещих мертвецов. По бритой голове струились синие дорожки наколотых вен, а на лбу торчали маленькие красные рожки из неизвестного материала. Его брови и соски были украшены металлическими вставками, а короткая ширинка — мужским хозяйством внушительного размера: пах топорщился и выдавался вперед, обтянутый черной кожей штанов.

— Ей нужно сделать также, как у Вас, — сказала Лариса, подойдя к полуголому мужчине, раскрашенному, как индеец, вступивший на тропу войны, и прикоснулась пальчиком к его соскам, — и еще там, внизу, — добавила она, и бесцеремонно засунула руку к нему в штаны, пытаясь найти подтверждение своей просьбы.

Лысый мастер мягко вытащил ее руку и улыбнулся, посмотрев на всех окружающих бессмысленным взором: он явно ничего не понимал. Лариса кивнула Денису, который стоял рядом, как замороженный: он просто офигевал от своей хозяйки и ее недвусмысленных действий: он совершенно иначе представлял себе этот бизнес-тур.

— Давай, переводи уже: видишь, он не въезжает ни черта!

Денис заговорил, мастер оживился, и стал быстро кивать, что-то говоря ему в ответ. Денис переводил, Лариса отвечала, мастер что-то показывал в маленьких коробочках, которые то и дело брал со стола, и Андрей на некоторое время выпал из понимания происходящего. «Д"Артаньян чувствовал, что тупеет», вспомнил он фразу из «Трех мушкетеров»: он сейчас себя чувствовал точно также, как гасконец, присутствовавший на беседе Арамиса с богословом, когда ему казалось, «что он находится в доме для умалишенных и что сейчас он тоже сойдет с ума, как уже сошли те, которые находились перед ним».

Наконец все потихоньку угомонились, Денис и голландский мастер перестали каркать друг на друга, выдавая птичий гомон за человеческую речь, а счастливая Лариса повернулась к Ольге и Андрею с какими-то цацками, зажатыми в руке.

— Смотрите, дорогие мои, что я выбрала! — Воскликнула она, раскрыв ладонь: на ней поблескивали два серебряных цилиндрика, напоминающих очертаниями человеческую кость, и маленький череп из серебристого металла, через лоб которого проходила загогулина, заканчивающиеся небольшим шариком на конце.

— Очень романтично, — содрогнулся Андрей, и кисло улыбнулся, — и куда мы все это ей вставим? И, главное, зачем?!

— Кости — в соски, а Йорика — в клитор вставим! — Серьезно ответила Лариса, и посмотрела на ошарашенную Ольгу, — чтобы всяких недругов отпугивать, — улыбнувшись, добавила она.

— Что-то никаких недругов я не встречал в последнее время, — пробормотал Андрей куда-то в сторону, — только все время твои «друзья» попадались.

— Нечего ее отговаривать! — Лариса неожиданно возвысила голос, — нравится — не нравится, мы вставим все равно! Так будет еще экзотичнее для... — Она замолчала, так и не закончив фразу.

— А я и не отговариваю, — пожал плечами Андрей, — даже прикольно! Только это будет больно, наверное.

Тем временем, лысый черт начал готовиться к процедуре: застелил кресло, наподобие медицинского, свежей простыней, разложил на зеленой тряпочной салфетке какие-то устрашающего вида железяки, и жестом пригласил героиню сегодняшнего дня занять место в своем маленьком персональном аду. Ольга села в кресло, которое