Первокурсница просит помощи. Часть 4

доска остроносая! Да я..

Нахмурившийся Глеб толкая меня в спину на выход, оодновременно вытягивал сопротивляющегося Семена. Обе стороны вопили так, что уши закладывало. Вот что значит внезапное разочарование, подумала я, хватая куртку и вылетая в темную прохладу улицы.

Парни ругались, одеваясь на ходу. Семен жаловался, расписывая в красках, как «зубищи» чуть не стесали кожицу его «дубины».

Время было не позднее, но темно просто ух. Хорошо, гостиница рядом, народ наверное уже ужинать собрался. Хихикнула, глядя на всклоченно Семена, и тут же оказалась в медвежьей охапке.

— Смеемся, значит. Твоего наставника, опору и надежу безвинно калечат, а ты смеешься! — он цапнул за ухо и фырча, начал его теребить под мой счастливый смех.

— Куколка, — в ухо зашептали уже жарко, — мне нужна срочная помощь. Оближешь бойца? — парень прижал за бедра и потерся пострадавшим воином, — Яйца каменные, аж болят. Перенервничал из-за этой твари.

На перенервничавшего здоровяк даже близко не походил, но бойца мне самой хотелось пригреть.

Рывком посадили на дворовую скамейку и жарко поцеловали, пососав и даже прикусив губы.

Оторвавшись от губ, и довольно ухмыльнувшись, Семен завозился с ширинкой, тихо матерясь, стараясь открыть ее максимально аккуратно, не повредив страдальца. Вокруг было темного и тихо до звона. Даже снег не падал. Только наше сбитое воздужденное дыхание и Семин мат.

Меня дернули за ноги, уложив на скамью. Кормить будут с комфортом, хихикнула я.

Глеб споро растегнул на мне джинсы и поддернул их до колен, задирая спеленутые тканью ноги на скамейки.

Прохладные пальцы зашарили по промежности. Попке было холодно лежать на деревянных перекладинах, и я завозилась, пытаясь лечь на полу куртки.

— Сукаа, да когда ж ты расстегнешься!? — горестно вопил здоровяк, оттягивая молнию от эрегированного ствола. Молния оттягивалась, но не расстегивалась.

А в меня ввинтились два жилистых длинных пальца. Покрутились и чуть согнулись в костяшках. Было немного сухо, пальцы царапались и отсюда неприятно.

— Глееб, а можно сразу членом? — жалобно пролепетала я.

— Хуем, — гордо поправил Глеб, — сейчас, котя, сейчас тебе будет хуй.

И действительно был хуй. Потому что олновременно произошли два события: отличное и ужасное.

Теплый гладкий член с приятной ноющей чувствительностью начал заходить в меня, раздвигая складочки, и выбивая подергивания в ножках. А во двор влетели три мужика с криками: «Держи их, вот они!».

Видно брюнетка нашла защитников и мстителей в трех лицах. Защитники выслушали обиженную даму и помчали наносить добро. Трое на двое, конечно, справедливо. Не считали же они за боевую единицу золотолоконную нежную меня?!

Как там у мушкетеров. «Нас было двое, плюс раненный и юнец, а скажут, что четверо.»

Так и у нас. Один прищемленный ширинкой, второй в процессе глубинного нырка в вагину, и еще одна с задранными ногами. Приехали, блин, провинциалы в Питер, культурную столицу.

— Ты как хочешь, а я занят, — прохрипел зашедший до упора Глеб.

— Пиздец Вам, мужики, — грустно сказал Семен, отпуская ширинку, и ринулся в драку.

Очень трудно сосредоточиться на трахе в эпицентре драки, скажу я теперь на опыте, и Глеб