брюк и галстука. Открываю дверцу шкафа, достаю оттуда свободную вешалку, нанизываю в неё брюки, сверху набрасываю галстук и пиджак и убираю всё это обратно в шкаф. Расстёгиваю и снимаю рубашку.
— Повесь её на спинку стула, — подсказывает Шура, протянув в этом направлении высунутую из-под одеяла голую руку.
— Спасибо, я так и сделаю.
Стул стоит рядом со столом у окна. Я сажусь на него и стаскиваю с ног носки, искоса посматривая на лежащих дам. Глаза у той и другой, вроде бы закрыты, а голая рука Шуры остаётся лежать поверх одеяла. Вот и майка снята и повешена поверх рубашки. Снимать ли трусы?
— Ой! — неожиданно громко и пронзительно вскрикиваю я.
Обе дамы испуганно открывают глаза и уставляются на меня, стоящего перед ними абсолютно голым. А я весело продолжаю:
— Простите, резинка от трусов лопнула, и они упали.
— Вот ненормальный! Разве можно так пугать? — в один голос заговаривают они, невольно взирая на моё мужское естество, хотя и не восставшее, но сильно набухшее. — Мы-то подумали, что что-нибудь плохое случилось...
— Ничего плохого уже с нами не будет... Обещаю... Можете успокоиться... Правильно, очи сомкнуты и можно предаться хорошим мыслям... О чём интересно они?
Всё ещё стоя рядом с кроватью, я беру выпростанную из-под одеяла руку Шуры и тихонько прикладываю к низу своего живота
— Ой! — вскрикивает та и, резко выдернув руку, прячет её под одея-ло.
— Что ещё? — Аня резко садится, невольно обнажив голые руки и плечи, но, увидев, что Шура укутана одеялом с головой, а я перелезаю через неё на отведённое мне место, ложится обратно и тоже натягивает на голову своё одеяло, ворча: — Спать, видно, так сегодня и не дадут. А кто свет выключать будет?
— А надо ли? — спрашиваю я, устраиваясь под лёгким одеялом между ними и ворочаясь с бока на бок.
— Я выключу, — с готовностью предлагает Шура, удивительно быстро для её комплекции вскакивает и делает два шага к выключателю у двери.
Свет гаснет, а она возвращается и ложится. Почувствовав у себя под лопатками мою руку, заворочалась, вытащила её из под себя, но так как та упорно не хочет возвращаться в исходное положение, позволяет ей, наконец, остаться у себя на груди.
— Спи! — в полголоса говорит она мне.
— Сплю, — соглашаюсь я.
И, повернувшись к ней, меняю положение своих рук: правую снимаю с её груди и кладу под голову, а левую водружаю к ней на грудь. Губы же прислоняю к мочкам уха, затем покрываю поцелуями шею, щёки, глаза. Уста наши сливаются. Левая ладонь моя опять покрывает одно из полушарий под рубашкой, пальцы сжимают один сосок, потом другой.
— Можно я их поцелую? — шепотом, склонившись к её уху, спраши-вает я.
Так как ответа не последовало, я чуточку приподнимаюсь на локте, опускаю лямки её рубашки с плеч, освобождая таким образом оба предмета своего интереса, и, склонившись над ними, начинаю то один их них, то другой осторожно теребить зубами и посасывать. Левая