В краю магнолий. Триллер

решим этот вопрос в положительном ключе: если пародия выйдет исключительно успешной, это будет неплохой пиар, позволяющий с успехом выйти из нынешнего не самого удачного периода карьеры и даже, возможно, триумфально возвратиться в телеэфир!... Но как же плющит этого братика, что ж он принял?!

— Как, говоришь, тебя зовут?

— Как зовут?! Доппельгангер, вот как!!!

(Даже сквозь туман страшного яда Раис сохранял свою природную эрудированность и удачно ввернул подзабытое ныне, но донельзя популярное в мрачной немецкой романтической классике словечко.)

— Хорош! — Петрашевский даже присвистнул от удовольствия. — Так ты, значит, моё Альтер-эго? Вот уж не предполагал, что есть второй такой, как я! Думал, я неподраждаем и неповторим. Ладно, говори, с какого ты канала! С «Первого»?

— Елисей... Еленька... Елейный ты мой! Неужели ты до сих пор не понял, что я правда ты сам?! Ну, посмотри же на моё лицо, разве не его ты каждый день видишь в зеркале? Неужели ты не догадываешься, зачем я пришёл?!

— Чур меня... Чур... — забормотал Петрашевский. — Конечно, ты не то чтобы точная моя копия. Ты немного всё же другой. Вот, гляди: борода не такая, глаза уже моих...

Он невольно провёл рукой у Раиса по волосам:

— Но шевелюра — что надо! Чёрт, это мои мягкие волосы, мой пробор! Да-а-а-а... Поразительное сходство! — он потрепал двойника по щеке, потом спустился чуть ниже, к шее: — Вау! Кожа тоже моя, только у меня такая бархатистая кожа... Хм. Ну, допустим, это и вправду я сам. Но чем я обязан такому уникальному визиту?

— Не притворяйся, красавчик! Что уставился?! Давай уже, скажи вслух: самый лучший секс — с кем?! С тем... кого... любишь... больше всего... ну?

— Больше всего на свете?! — закончил Нарцисс и весь засиял.

— О да! А это значит — с собой самим! А теперь не теряй время! Учти: твоя мечта с тобой — прямо сейчас, а потом тебе снова останется только дрочить, снимать это дело и любоваться на себя голенького в видео-роликах. Ну, давай уже, натяни меня, чёрт подери!!!

Впервые за много лет этот властелин тайных грёз человечества ощутил, что миру ещё есть чем его удивить. Он не стал ломать голову, кто этот оригинал, — главное сейчас, что это тело столь же красиво и привлекательно, как его собственное, и что оно не против покувыркаться с ним в постели. От такого не отказываются, и Петрашевский с восторгом принял правила этой секс-игры, сулящей ещё никогда не испытанные ощущения. По долгу службы Елисей, конечно, мог себе позволить абсолютно любой секс. Он мог бы похвастаться опытом участия в оргиях даже вдесятером. Но всё это случалось в далёком прошлом, и всё это он искренне считал ошибками молодости. Это был такой дока во всех проявлениях секса, что о собственных похождениях он предпочитал умалчивать, считая их само собой разумеющейся, ничем не примечательной банальщиной. Вот почему он, как никто другой, с лёгкостью поднимал на смех любого болтуна, рискнувшего плести вздор насчёт своих сексуальных подвигов: