казалось, что каждый поступок мой имеет столь глубокое значение в судьбе, что под тяжестью решений мне проще ничего не предпринимать, чем ошибиться в мелочи. Уже потом, старше, я решила побеждать в тактических боях, чем мучить себя всей стратегией жизни, словно пытаясь проглотить арбуз целиком.
Но всю ночь я решалась, на то, что в чувства мои уже решили, до утра я убеждала мозг. Что интересно, возбуждение мое, чисто женское, там внутри, не давало мне отступить, хотя умом я выдумывала поводы для отказа или же тешила себя совсем нелепыми возможностями сорваться в последний момент.
Весенний рассвет чуть тронул небо, надо было вставать или отказываться. Я очень устала от мыслей и просто без сна, но её осторожное прикосновение к запястью вдруг создало нить, странную и бесплотную, Лена будто потянула за нее. Я встала пошла навстречу судьбе.
— Ты пришла — она, чуть улыбнулась, очень осторожно, чтобы не вспугнуть мою совесть. — Я рада, пойдем.
Мы подошли к двум молодым людям. Не скажу, что они чем-то мне понравились. Нормальные. Мне показалось, что она тоже как-то влияет на них. Это трудно объяснить, но они находились в ритме её настроения. Она как бы вела их, останавливая, если они увлекались, и, чуть подталкивая, в нужном направлении, то есть ко мне. И я, как очарованная, подчинялась её замыслу. Скажу, что была в этом «адская» прелесть, трудно сопротивляться, когда ведут тебя к каким-то неземным, пугающим в своей неуправляемости, удовольствиям. Хотя, думаю, я ожидала слишком много, просто накручивая себя.
«Но не я же хочу этого, это она чего-то хочет» — твердила я себе эту нелепость как заклинание.
Я смотрела, как голубь на асфальте разыгрывал любовный танец перед голубкой. Она клевала несуществующие крошки, а он, вращаясь, оказывался всегда на линии её движения. Он раздувал свои сизые перья, казался быть больше, чем есть, она же словно полное сосредоточение на практической заботе не удосуживалась его даже взглядом. Но, на деле, в их танцах был свой смысл и знаки, непонятный человеку. Голубка, вспугнутая прохожими, сорвалась в стремительный полет, голубь взлетел за ней и они исчезли в нарождающийся листве.
Мы познакомились и поехали на дачу. Мое согласие на поездку для них говорило о многом, я же пыталась убедить себя в невинности своих поступков.
Покинув Москву, машина мчалась в потоке дачников устремившихся к своим сырым, после зимы, домам, сбросившим снег грядкам, набрякшей от воды земли.
— Там большой дом? — спросила я у Лены.
— Большой. Нам хватит места — она провела по моей руке, словно заклиная.
Я не знала о чем говорить. Ребята молчали. Была какая-то неловкость в двусмысленности этой ситуации, неловкость в своей очевидности. Я казалось себе сучкой, которую везут на случку, но ее воля не давала мне возможности возразить. Как и почему это происходило я не смогу объяснить, но это было очень приятно, что от меня не требуется решения. Вообще ничего не требуется, просто делать, как хочет она.
Дам был