одевай пижаму и ужинать.
Я немного вспотела. Все же держаться так долго, это труд. Быстрый душ, просушка. Одеваюсь в такую же белую, хлопчато-бумажную пижаму. Иду есть.
— Никакого телевизора! — чеканит бабушка за ужином.
Это нечестно. Я хотела посмотреть сериал.
— Берешь Майн-Рида и идешь с ним в постель. Минимум 100 страниц и завтра утром напишешь эссе по прочтенному.
Она не замечает насколько двусмысленно звучит это «идешь с ним в постель», а может просто я такая испорченная.
Дверь в мою комнату закрывается. Горит лишь прикроватная лампа, я зачитываюсь «Всадником без головы» представляя себе образы далекой страны, плантаторов, корсетные платья девушек тех лет, кабальеро и мустангеров, необъятные прерии.
Я слышу, как кто-то идет.
— Хватит уже читать. Спокойной ночи — спокойно говорит бабушка и закрывает ко мне дверь.
Я закладываю страницу, кладу книгу на пол и выключаю свет. Выжидаю, когда все в квартире стихнет. Слежу за полосами света, что ползают по стене, когда одинокие ночные авто проезжают мимо нашего дома. Один, два, три.
Мне нравится моя пижама, хоть в ней и немного жарко летом, да под одеялом. Ее можно легко закатать немного вверх и вниз, оголяя самые нужные и пикантные части. Я ласкаю себя, закусив одеяло и слюнявя пододеяльник. В моих бурных, влажных, смелых фантазиях Морисс Джеральд тайком пробирается в мою комнату, обходя бабушкин надзор, закатывает мою пижаму и овладевает моим разгоряченным телом, жаждущим внимания.
— Ууу! — первый вскрик я задушила, перейдя на писк и совсем смолкнув.
Я доставила себе удовольствие. По телу сразу же стала расползаться нега и покой.
— «Только бы не уснуть так» — я спешно нятягивала пижаму, уже ощущая, как проваливаюсь в сон.
Если бы утром бабушка обнаружила меня в таком виде, сидеть бы мне дома наказанной еще неделю.
Выдыхая под одеяло, стараясь унять бешенное дыхание и стук сердца, я прислушивалась. Кажется, никто не придет проверить, что за звук был в моей спальне. Я повернулась на сторону, немного на живот, приняла свою любимую позу с согнутыми ногами и слегка призывно оттопыренной задницей, и уснула.
Возвращаясь к тому дню.
— Нет, тут особо нечего делать — сказал дед и снова углубился в огородние дела.
Я пошла к бабушке.
— Не лезь сюда! Изгваздаешься ведь вся! — бабушка была недовольна. — Опять потом стирать! Только ведь свежее одела. Если, ты, мне испортишь платье, будешь дома сидеть три дня в своей комнате.
— Носки ведь уже все — сказала я обреченно.
Мягкие летние туфельки не защищали от дорожной пыли. Бабушка посмотрела на меня выразительно. Носки были разменной монетой.
— Иди займи себя чем-нибудь полезным. Только не шляйся где попало и помни про платье.
Я вышла с дачи и направилась по одному мне известному пути.
Где-то было пусто, но ухожено. На иных дачах царило запустение. Вот здесь хозяйка недавно умерла, а родственникам дача только в обузу. А здесь более-менее, но владелец пьет и на полноценное ухаживание за дачей, у него не хватает сил. Я прошла мимо большой трехэтажной дачи в зарослях. Когда-то