давешние. Мои груди инстинктивно прошлись по песку под тонкой прослойкой живой воды, и соски вдруг продернуло такой сладко щемящей болью, которую иногда не почувствуешь и от удара эклектического ската, во всяком случае удовольствия в электрическом разряде мало, а тут я просторазомлела от наслаждения. Никогда язычки и губы подруг-ундин не доставляли столько радости моим затвердевшим бугоркам.
— Я не знаю, — сказал мужчина, ощущавший наряду с возбуждением горечь и боязнь чего-то неизбежного. — Понимаешь, еще вчера я думал, что наши отношения зашли в тупик. Я мастурбировал на пляже, и вдруг почувствовал такое возбуждение, какое ни разу не испытывал с тобой, да и с другой женщиной. Мне даже привидалась русалка... после...
— Ты онанировал? — к страху женщины перед расставанием с почему-то дорогими ей предметами и опасению потерять хорошего «самца» («Что бы это значило?» — удивилась я) примешалось презрение, похожее на то, что испытывают ундины к подруге, в одиночку стрескавшей акульи капсулы.
— Погоди не перебивай! — мужчина испытывал досаду. — Когда ты приехала, я тоже не почувствовал к тебе особенных чувств, не более чем к любой ухоженной, красивой кошечке, которых полно на материке. Но сейчас я хочу тебя так, как не хочет накаченный тестероном бык-производитель свою коровку.
— За коровку ты еще ответишь! — настроение женщины резко пошло вверх, а меня одновременно захлестнула волна их эмоций.
Раздался треск материи, по всей видимости, они рвали друг на друге те вещи, которые так любила женщина, а потом пришло чувство обладания и наполненности, какого-то животного экстаза и нежной ярости...
Когда на пике этих эмоций все кончилось, я поняла что катаюсь и извиваюсь в песке, мой рот распахнут, а сердечко несется вскачь, как угорелое. Я перевернулась на спину и, выгнувшись дугой на берегу, впилась ногтями в соски, требующими чего-то жесткого и ласкового одновременно, потом стиснула налитые щемящей упругостью груди, сжала их в пальцах, а потом вновь принялась за соски, вытягивая их в звездное небо так, что, казалось, они сейчас лопнут от натяжения... Но все было бесполезно, той бешенной разрядки и восторга, которые разделили только что люди, я не получила, оставшись с неутоленной страстью и болью.
— Пойду окунусь в океане, — сказал мужчина, безмерно счастливый, чуть уставший и довольный всем светом.
Пришлось быстро нырять, ведь мне не хотелось, чтобы меня застали с вытянутыми сосками, прогнувшуюся на песке и молотящую хвостом воду там, где она лизала прибрежный песок... В ту минуту я напрочь забыла о магии, которой обладаю...
Но на следующий день, едва солнце зашло за край моей стихии, я снова кралась в воде, придерживаясь скалы рукой. Мужчины не было, а я так надеялась, что он снова будет забавляться со своей штучкой! Но за жилищем я услышала едва различимые голоса и потухшие, скучные эмоции.
— Когда вернешься?
— Думаю, завтра-послезавтра.
— Ну, пока...
— Пока...
— Кэп, — мужчина хотел казаться веселым, но им владела скука и безразличие, — доставишь Кристи? Только чтобы в целости и сохранности.
— Все будет хорошо,