делать, — и Александр Михайлович показал мне несколько плакатов. На одном было написано: «раздвинь ноги», на другом плакате: «встань раком», на третьем: «хорошо, продолжай».
— Ты главное читай, что написано и выполняй, — добавил молодой человек.
Спустя 10 минут в комнату ввели мне уже знакомого дога. Дог понюхал воздух и направился ко мне. «Съемка, начали», — громко объявил оператор. Дог приблизил свою морду ко мне начал меня обнюхивать. Его обоняние быстро уловило источник зова продолжения рода, но его глаза говорили, что перед ним не то, что он привык обычно видеть в таких случаях: перед ним не сука, а женщина. Но обоняние и животный инстинкт делали свое дело. Его ноздри стали раздуваться, и он стал тыкать мордой мне между ног.
Его язык стал орудовать у меня в промежности наполняя ее своей слюной, которая стала обильно сочиться. Я инстинктивно раздвинула ноги, облегчая ему доступ к моей пизде. Александр Михайлович знаками показывал мне, что все идет нормально. Последнее, что я видела осознанно, был плакат с надписью: «встань раком». Все остальное заволокло туманом одного огромного оргазма смешанного с болью, удовольствием и чувством полностью выебанной бабы. Вернее не выебанной, а вылизанной, т. к. дог никак не мог пристроиться ко мне и восполнял свои неудачи обильным лизанием моей пизды и жопы. Наверное, ситуация, ввиду своей нестандартности, т. к. я никак не могла уловить начальный момент контакта с членом дога и помочь ему войти в меня, затягивалась, и оператор с Александром Михайловичем стали нервничать.
В конце концов, оператору это надоело и, он, остановив съемку, приказал мне захватить член пса и крепко его удерживать. Дог, почувствовав, что его член стал двигаться в чем-то, что его крепко сжимает, начал быстро-быстро двигаться и вскоре он спустил. Струя собачей спермы была жиже, чем мужская, но с резким запахом и липкая на ощупь.
Мне дали отдохнуть минут 10 и, посовещавшись с Александром Михайловичем, оператор вышел из комнаты, ведя с собой дога. Вернулся он, довольно быстро неся что-то на тарелке покрытой белой салфеткой.
— Ну, что Лена будем работать или будем целку ломать? — спросил он меня с ухмылкой.
— Давай-ка Лена быстро садись, — обратился ко мне хозяин, — кивнув на кресло с подлокотниками, стоявшее в комнате.
Ничего, не понимая, я уселась в кресло. Оператор, взяв кожаные ремешки, быстро, но аккуратно привязал мне руки к подлокотникам, а ноги к ножкам кресла. Я попыталась воспротивиться насилию, но Александр Михайлович недвусмысленно прошипел: «Тише ты блядь, кричи, не кричи все равно сделаем, так как надо — за все заплачено». И я сдалась на милость сильного пола.
Обездвижив меня они перетянули мне руку выше локтя жгутом и я, наконец, увидела, что скрывалось под салфеткой. Мне стало дурно. На тарелке лежал шприц, наполненный желтоватой жидкостью. Я до ужаса боюсь уколов и поэтому шприц вызвал у меня приступ дурноты. Я побледнела и видимо потеряла на какое-то время сознание. Когда мне начали вводить содержимое шприца