по телефону. С женой? С одной из бесчисленных любовниц? С апостолом Петром?
• • •
Мы прощаемся с троицей. На Юле домашний халат. От причёски, макияжа, томной грациозности не осталось и следа. Она устало прижимается ко мне, наблюдая с лёгкой улыбкой, как все трое торопливо завязывают шнурки. Такая домашняя, такая беззащитная.
Юля, Юля, Юля.
Девочка из хорошей семьи, золотая медаль, красный диплом. Mаlаguеnа Альбениса на фортепиано, орхидеи, hаnd-mаdе, овсянка на завтрак, FТV НD, девичники каждую первую пятницу месяца, маниакальный маникюр каждый вечер. Там. Здесь. Повсюду.
Новичок не выдерживает. Заключает Юлю в объятиях, целует в щёку. Это сигнал и для остальных. Лысоватый и Толстячок тоже сгребают мою жену в охапку. И мы все почему-то начинаем смеяться. Странно, но лицо Лысоватого внезапно освещается каким-то таинственным внутренним сияние. Ему лет 50. Юля практически годится ему в дочери. Он прижимает её голову к груди и проводит ладонью по волосам. «Мы все, так или иначе, похотливые животные, — с нежностью произносит он, — но Вы, Юлия, — просто ангел». Переводит взгляд на меня: «Как же Вам повезло с такой женщиной. Всю жизнь о такой мечтал, но так и не встретил. И уже не встречу».
• • •
Мой этаж. Подхожу к нашей двери, извлекаю ключи из кармана джинсов. На какое-то мгновение, сцена прощания с троицей уступает в моём сознании место прежним образам: Юлина попочка в розовых трусиках; бледная, измученная Юля в день, когда я привёз её из больницы. Снова вспомнилось, как волосики на её лобке тогда щекотали моё лицо, как юрко спряталась под одеялом мягкая розовая пяточка сегодня утром; как Юлины пальцы собирали с простыни моё разлитое семя и отправляли их в рот, как завлекающе пахли бальзамом её локоны сегодня перед моим уходом на работу. Вдруг снова — Юля кричит в оргазме, Толстячок кончает ей на лицо, язык Новичка кружит на вершине её клитора, дрожащий животик с капельками пота, мощный поршень Лысоватого, атакующий её попу... Четыре члена и одна она... Ебать во все дырочки... Божественная Юлия, на лицо, в рот, во влагалище и в задницу которой кончают люди из большого и дряхлого города... Кажется, что это было в один и тот же год, в один и тот же день, даже в одну и ту же секунду. И от этих наступающих друг на друга образов мой член мгновенно вырастает, угрожая прорвать плотную джинсовую ткань, а вслед за ней — прорвать и само небо. И той же силой сразу наливается моё сердце.
И я почувствовал себя полностью неуязвимым.
И решительно вставил ключ в замочную скважину.
И улыбнулся чему-то. Чему-то неуловимому. Чему-то, чему никто и никогда не придумает название. Чему-то, о чём сам Господь Бог не догадывается. Всему!