Поединок с собой

в нем все эти ощущения и чувства. И нравилось ей очень его униженное, распятое положение. В душе она ликовала. Все они такие, эти самцы!

— Ирка, бери камеру!

Ирка быстро пристроила камеру и начала снимать весь процесс.

Девчонки, завороженные происходящим, восторженно наблюдали за победоносным утверждением женской эмансипации.

— Да! Да! — ликовали они, — А, сученок! Нравится?!

Пацан кричал истошно, не в силах больше терпеть эту боль и молил отпустить его. Но просьбы о пощаде были встречены лишь усилением порки.

— Сученок... посмел... с меня... что-то... требовать! — Елена с каждым словом сыпала удары, — Будешь... слушаться... меня! Будешь! Все что скажу,... будешь выполнять!

— Буду! Буду! — истошно вопил Никита, — Не бей! Не могу... Все выполню!

— А! — Елена остановилась и перевела дух, — Я и говорю, будешь слушаться...

Уставшая, она еще пару раз коснулась плетью его изодранных в кровь ягодиц, но уже не хлестала, а лишь провела по ним плетью.

Но и этого хватило. Никита вновь вздрогнул, дернулся и застыл. Он понял: его не будут хлестать, если он станет послушным. Ягодицы сильно жгло, даже пошевелиться было больно. Он всхлипнул еще раз и затих.

Хозяйка плетью подняла его подбородок, взглянула без сожаления в его заплаканное, красное лицо.

— Ну! Повтори, что ты будешь делать?

— Я... — запинаясь, тихо произнес он, — буду слушать тебя.

— Нет, не так! Повторяй: Я ваш раб! Я буду во всем повиноваться вам! Я исполню любые ваши приказания! Повторяй!

Никита понял, что попал. Произнести это — все равно, что дать клятву! Но он вспомнил побои. Главное — думал он — это убраться отсюда побыстрей. И он, всхлипывая, повторил.

— Я ваш раб. Я буду во всем повиноваться вам, — затем перевел дух и продолжил, — Я исполню любые ваши приказания.

— Ну-ка, развяжите его!

Когда Никиту развязали, и он приподнялся, морщась от боли, он увидел камеру в руках Ирки и похолодел. Его действительно снимали. Значит, они не шутили и в руках у них серьезный компромат на него! О, ужас! Только теперь он полностью осознал, насколько сильно вляпался. Но сопротивляться уже не было сил. Он до жути боялся этих девиц, особенно их лидера. Перед ней у Никиты появился, буквально, панический страх. Желания быть вновь выпоротым у него не было. И значит, придется выполнять все их приказания! Это он теперь точно понимал! Он потрогал ноющий зад и поморщился от боли.

— Теперь ты, стоя перед камерой, повторишь свою клятву! И еще, для верности... Галка, подай вон блокнот и ручку! Вот, — беря в руки блокнот, она демонстративно показала ему перед носом, — И напишешь расписку, что отныне становишься нашим рабом и готов выполнять все наши указания! Бери!

Она протянула ему блокнот с ручкой. Он взял инструмент своей неволи и замялся.

— Ну! — прикрикнула Елена, — Произноси!

Никите ничего не оставалось, как повторить эту клятву перед камерой.

— Теперь пиши! Разборчиво, — заглядывая в блокнот, предупредила его она.

Ее он боялся больше всего, поэтому написал прыгающим от волнения, но разборчивым подчерком все то, что только что произнес