Чёрные розы

Я потеряла им счёт. Всё это время множество рук ощупывали меня.

Мне было больно. Очень больно. Грубые руки многих мужчин лапали все места, их члены разрывали меня. В отличие от того, первого, они и не пытались осторожничать. И всё же это было не настолько страшным, каким казалось сначала. Всё прошло быстрее, чем я думала. Последний член выстрелил внутрь меня и убрался, и я осталась лежать, перемазанная спермой и мучимая болью в отмятых грудях и прочих местах. Я лежала в ожидании, пока жрица вернётся за мной, пока меня развяжут. Наконец, я снова увидела свет. Это плачущая служанка сняла повязку с моих глаз, и принялась развязывать мои руки. Мне было плохо, и я едва только повернула голову, чтобы не смотреть на яркий свет. Служанке, оказывается, тоже досталось. На её грудях остались свежие синяки, на теле блестели пятна засохшей спермы. Мужчины оттрахали и её тоже. Я поняла, что часть из них просто были заняты ею, а не мной, и потому я мне пришлось легче, чем могло бы быть.

Мы со служанкой сидели на полу в углу той же комнаты, обнявшись, и тихо плача. Жрица вернулась довольно быстро. Не говоря ни слова, она забрала нас оттуда, и снова отвела к себе. Служанка плакала всё время, но не жаловалась. В палатах жрица приказала ей вымыться и вымыть меня. Горячая вода с помешенными зельями из разноцветных флаконов уняла боль, она отступила и сменилась усталостью. Служанка едва не отнесла меня ко входу на руках, и постелила в прихожей покрывало. Когда всё закончилась, она снова защёлкнула оковы на моей ноге, и легла рядом со мной. Мы заснули прямо там же, провалившись в сон без сновидений, и разбужены были только жрицей, опять отправившей служанку убирать в палатах.

Следующие дни я просто отдыхала. Жрица не трогала меня после оргии, не отдавала мужчинам. Я снова должна была только по вечерам сосать её грудь.

Так продолжалось долго. Очень долго. Жрица по-прежнему держала меня на цепи у входа. Иногда она отдавала меня мужчинам, теперь только одному за раз, иногда нет. Каждый вечер она давала мне сосать её грудь, но почти никогда не разговаривала. Иногда после очередного сосания она брала служанку поласкаться с ней. Зрелище любящих друг дружку женщин возбуждало меня. Даже чувство голода проходило в такие моменты. Но бывало и так, что жрица спрашивала меня о моих чувствах, говорила смутно знакомые слова, смысла которых я не понимала. Чаще всего она спрашивала о моих воспоминаниях. Я могла ответить только как хорошо мне было раньше, в вечном тумане чёрных роз. Там мне не надо было думать. Тогда я действительно считала это самым лучшим, что я могла вспомнить, но и то нечётко. Только здесь, на цепи в палатах жрицы, я смогла сформировать воспоминания. Всё, что было до того, сливалось вместе и рассыпалось на отдельные куски.

Всё то время, что я жила