на площадку спустились с десяток воинов в полном вооружении.
Следом за ними ввели несколько десятков женщин в цепях и каких-то рваных одеждах. Они что-то неразборчиво стонали и лепетали. Я не могла разобрать слова, но в сочетании с вроде бы давно привычным запахом чёрных роз это будило во мне какие-то воспоминания. Их голоса, другие, не те, которые я слышала здесь, казались мне знакомыми. Жрица смотрела только вниз, и не заметила происходящего со мной.
Женщин, к её удовольствию, заставили раздеться прямо на месте. Некоторые сопротивлялись, одну такую просто зарезали кинжалом, вторую за нерасторопность выбросили в ров. Остальные стали послушнее и довольно резво выстроили свои светлые тела в шеренгу.
Часть стоявших женщин попыталась прикрыться руками или спрятаться за соседок, но когда зарезали ещё одну, они поняли, что всё бесполезно, и перестали стесняться. Даже когда мужчины стали шарить по их телам, а потом приказывали повернуться спиной, нагнуться и широко расставить ноги. Затем их выстроили в ряд. Шеренга голых женщин мне что-то напомнила, я поняла, что будет дальше.
Их по одной начали перегонять по мостику. Посередине каждую заставляли останавливаться, и один из служителей долго рассматривал девушку, потом трогал ей груди, по одной взвешивая их ...в ладони, ковырял в вагине, заставлял открыть рот. Разворачивал, низко нагибал, а она сама руками разводила ягодицы. После этого либо толкал её на другую сторону, или, что было чаще, размахивался и ударом кулака отправлял ее в ров. На мостик выходила следующая, останавливалась на середине и ждала своей участи.
Когда-то так стояла и я. Я вспомнила это. Я тогда впервые в жизни стояла голой перед мужчинами, причем перед многими мужчинами, и все они впивались в меня взглядами, рассматривали все мои потаенные места — я ничего не могла сделать, закрываться было бы глупо. Я ждала тогда своей участи совершенно красная от стыда — да, я вспомнила, это называлось стыд!
Жрицы внимательно следили за происходящим, время от времени перешёптываясь между собой, или стоящим рядом с ними воином.
Когда всё закончилось, он спустился к остальным, и дал указания отвести нескольких женщин в сторону. Остальных отвели к костру, и приковав рядом, подбросили туда побольше чёрных лепестков.
На этот раз дым был столь сильным, что даже я в галерее ощутила, как у меня в голове снова сгущается туман.
— Талита, как ты себя чувствуешь? — Внезапно спросила жрица.
Я не знала, что сказать ей. Из-за всплывших воспоминаний мне не понравилось, что она звала меня Талитой. Мне хотелось назвать ей себя. Я понимала, что когда-то носила другое имя; возможно, еще вчера, еще минуту назад я знала это имя. Но оно ускользнуло из моей памяти. Внезапно я почувствовала блуждающие по моему телу руки жрицы. Стоя позади меня, она медленно поглаживала меня, задержавшись на грудях и чувствуя, как затвердевают сосочки.
— Талита, как ты себя чувствуешь? — Повторила жрица.
Я молчала, заврожённо глядя вниз. Нескольких женщин увели, других привязали около костра где сгорали лепестки чёрных роз,