Кое-что о любви

Она не зашла сразу. Сначала написала.

— Можно?

— Валяй.

— Точно?

— Точно.

— Обидишься? Расстроишься?

— Нет. Наверное, нет.

— Обидишься... Расстроишься...

— Не знаю. Давай.

Негромко играло радио. Негромко, но мне казалось, что каждый звук бьёт прямо в уши, долбит в мозг, заглушает стук сердца...

И все же музыка не могла заглушить звуков из-за шкафа.

Сначала все было вполне пристойно. Негромкий разговор. Пауза. Шорох.

Разговор.

Шепот. Звук поцелуя.

Я сидел, тупо смотрел в монитор и пытался сделать вид, что работаю и ничего не слышу.

Кабинет, разделенный рядом шкафов.

С одной стороны я, компьютер и радио.

С другой — она. И он.

Шепот. Поцелуй. Лёгкий стон.

Поцелуй. Стон.

Звук расстёгнутой молнии.

Стон.

Что-то упало со стола. Кажется, журнал.

Стон.

Сердце билось так, что, казалось, сейчас разорвется. Машинально проверил пульс — почти 150. Спокойней...

Звук поцелуя. Что-то хлюпнуло. Что-то чмокнуло. Тяжелое дыхание и ритмичный шорох.

Недолго. С ней никто не сможет долго.

Стон. Ещё. Ещё.

Тишина.

— Андрей Петрович, можно, я в магазин схожу?

— Конечно, Юра, конечно. Только ненадолго.

Открывается и закрывается дверь. Играет радио.

Она выходит из-за шкафов. Подходит ближе. Довольна.

На губах улыбка и... И тонкая струйка, стекающая из уголка рта.

Ближе. Ближе. Ближе...

Совершенно сойдя с ума, я впиваюсь в эти губы — соленые, остро пахнущие, в эти губы, только что обхватывающие чужую плоть, принимающие в себя струи чужого семени... Я целую их и не могу остановиться до тех пор, пока не слышу шаги в коридоре.

— Андрей Петрович, я вернулся!

— Хорошо. Тогда я сейчас уеду.

— Далеко? Надолго?

— По делам, Юра, по делам.

Она шепчет мне на ухо: «Подожди в машине...»

Жду. Нервничаю. Психую. Несколько раз порываюсь вернуться, но понимаю, что не стоит. Именно сейчас — не стоит.

Недолго.

Она выскакивает из офиса и почти бежит к машине.

Мы едем и молчим. Меня трясет. Ее, кажется, тоже. Я пытаюсь что-то сказать, но слова застревают в горле. Кажется, с ней то же самое.

Молча поднимаемся в квартиру. Молча раздеваемся и нерешительно стоим, не глядя друг другу в глаза.

— Доволен?

— А ты?

— Ты сам этого хотел.

— И ты хотела.

— И я.

— И что теперь? Как теперь?

— Я не знаю...

— И я не знаю... Ты меня бросишь?

— Я тебя убью...

— Убей.

Толкаю ее в грудь. Она навзничь падает на кровать. Наваливаюсь сверху.

Ее губы все же пахнут им. Все ещё.

Запускаю колено между ее ног. Она пытается сопротивляться, но тщетно.

Опускаю руку... Пальцы проваливаются в мокрое и теплое.

— Вы что...

— Прости.

— Ты же хотела только...

— Прости.

— Зачем?

— Я не хотела. Это он... Прости.

— Но ты осталась сама...

— Прости.

Хочется ударить. Хочется завыть. Хочется задушить.

Вместо этого я снова целую ее. Крепко, грубо, долго. До тех пор, пока она не расслабляется и не начинает дышать глубоко и порывисто.

Тогда я опускаюсь ниже и целую ее грудь. Эту красивую аккуратную грудь, так приятно ложившуюся в ладони... эту грудь, которую совсем недавно сжимали чужие ладони...

Ее дыхание становится чаще. Самое время опускаться ещё ниже, но я медлю и никак не могу решиться. Долго целую грудь — то прикусыаая, то нежно облизывая, и не могу.

Наконец, выдыхаю и,