У меня никогда не было даже штрафов за парковку, поэтому тюрьма была для меня совершенно новым миром, и не из приятных. Я могла вынести все незначительные унижения и отсутствие уединения, но хуже всего было отсутствие информации. «Что случилось с Винсом? Он в порядке? Надеюсь, он не поранился? Он пытался покончить жизнь самоубийством? О Боже, только не это!». Тут я вспомнила, что Винс был ревностным католиком — самоубийство же являлось грехом, и он бы никогда этого не сделал. Но другие вопросы не давали мне покоя: «У кого мои дети?!» Незнание сводило меня с ума.
Я узнала об обвинениях через день, когда нас привели на слушание по делу об освобождении под залог. Можете представить мое удивление, когда мне сказали, что помимо всего прочего, против меня был вынесен судебный запрет. Винс подвергся нападению, и они подумали, что это была я! Я не могла быть дома рядом с мужем или детьми. Я знала, что это — большая ошибка. Я могла бы все уладить, если бы могла поговорить с Винсом. Но это была «Уловка-22». Мне не разрешали разговаривать с Винсом и видеться с моими детьми, чтобы разобраться в этом беспорядке, а этот беспорядок не мог уладиться, пока я не поговорю с Винсом и не увижу своих детей. Эта замкнутая логика сводила с ума.
Поскольку не было риска что я сбегу, и это было мое первое нарушение, я смогла дать подписку о невыезде после второго дня. (Прямо в вестибюле тюрьмы есть банкомат с выдачей наличных.) Я была в ужасе, когда нашу семейную кредитную карту не приняли. К счастью, у меня была одна из старых кредитных карт, которую я хранила в бумажнике на случай чрезвычайных ситуаций. Проценты за овердрафт были высокими, но мы с Винсом вернем их, как только я разберусь с этим беспорядком.
Когда я, наконец, вышла из окружной тюрьмы, то почувствовала себя в аду. Я три дня была в одной и той же одежде — в моих узких джинсах с отсутствующими пуговицами спереди — мне приходилось придерживать их запахнутыми. Я не мылась в течение того же периода времени, и ничего не ела, кроме бутербродов с колбасой и молока три раза в день в тюрьме.
Подошел мужчина и спросил мое имя. Я думала, он здесь, чтобы отвезти меня домой, и была шокирована, когда он вручил мне документы о разводе. Я села прямо на ступеньки и заплакала. «Как все могло так запутаться! Кто вложил эту сумасшедшую идею в голову Винса?»
Дорога домой заняла шесть часов. Я дважды заблудилась из-за запутанных автобусных маршрутов и, в конце концов, добралась до дома пешком. Я побила рекорд скорости после первых ста метров. Когда я добралась до дома, там никого не было, и ни один из моих ключей не работал. В юридическом конверте, приклеенном к двери, была копия запретительного судебного приказа и рукописная записка от Винса, в которой говорилось, что моя