Вот такие пироги или Лёгкий флирт, укрепляющий семейные отношения

том, как они, в отличие от твоей юбки, сразу же окажутся на полу.

— Нет уж, избавь меня от этого. Самому тебе это, наверно, сподручнее будет сделать.

— Изволь! Раз, два, три, четыре, пять, — вышел зайчик погулять!..

— О боже, да там ещё кальсоны?

— Кальсоны? Раз, два, три, — глазки свои протри! Где они? Там же, на полу...

— Хорошо, хорошо! Давай я пойду уберу всё это в шкаф. Подожди меня здесь.

— Надеюсь, ты вернёшься без юбки?

— Надейся, надейся. Только не замёрзни! Подкрепись чем-нибудь.

Немного спустя Саша возвращается на кухню. И, чтобы скрыть своё смущение, пытается вести себя, словно кафешантанная девица.

— Ну, как ты меня находишь? — спрашивает она, останавливаясь в дверном проёме и потянув за шнурок электрического выключателя.

Канунников, не скрывая изумления, которое можно было принять и за восхищение, уставляется на неё, представшую перед ним в свете зажёгшейся кухонной лампы: в чёрной комбинации, оттеняющей белизну плеч и рук, в чёрных же чулках; одна рука согнута в локте с повёрнутой вверх ладонью на уровне груди, другая на бедре, чуть приподняв подол, так что можно видеть узкую белую полоску между ним и чулком.

Громко вскрикнув, Леонид вскакивает со стула и кидается к ней. Но она, выключает свет и в наступившей вдруг темноте как-то неожиданно изящно и легко для её довольно полной фигуры ускользает от его объятий и направляется к своему месту за столом.

— Садись, Лёнечка.

— Почему ты выключила свет?

— Знаешь, мне всё же как-то не по себе. Так что давай немного выпьем!

— Давай! Наливаю... За дружбу и любовь!...

Выпили, закусили.

— Может быть тебе ещё чего-то хочется? Согреть борщ?

— Мне действительно кое-чего хочется, но не борща.

— А чего?

— Тебя!...

Обняв её одной рукой и приклеив к её рту свои губы, он другой рукой берёт её ладонь, возлагает к себе на колени и ведёт выше. Но едва эта ладонь касается того, что было под трусами, Саша отдёргивает её.

— Ты чего?

— Стыд-то какой, — то, чем мы занимаемся... Хорошо, что уже темно, и ты не видишь моего лица...

— Твои чувства, милая, мне понятны. Именно поэтому я, ты сама видишь, не форсирую событий, не предлагаю тебе уже сию минуту, прямо тут приступить к тому, чему, надеюсь, всё же время наступит... Ведь мы же только что выпили за любовь. Не правда ли?

— Да, но...

— Вот именно... Учитывая это твоё «но», я не настаиваю даже на том, чтобы мы занимались предварительными, как я их называю, любовными играми и ласками не во тьме кромешной, как ты, вижу, предпочитаешь, а при ярком свете, как это я люблю делать.

— Ты хороший, замечательный! Я вижу это. Спасибо!

Саша всем телом льнёт к нему и опять предаётся его поцелуям и ласкам. Но едва только он ещё раз кладёт её ладонь к себе на трусы, она снова её отдёргивает.

— Но почему? — взмаливается он.

— Стыдно же, говорю... Копаться в чужом белье... фи!

— Так давай снимем бельё! И