сводя коленки вместе, а порой, с хриплым возгласом раскидывала широко в стороны. Груди её, когда она наклонялась вперёд, болтались перед лицом Пунны. И тогда, издавая стоны и вздохи, он начинал захватывать ртом её набрякшие соски, облизывать их, и в упоении страсти, даже покусывать. Это звериное совокупление, где не было места ни нежности, ни романтики дико заводило Сабину. Она принадлежала к той небольшой группе женщин, любящих сношение, как чистый физиологический акт, без всяких там сюсюканий, любовного лепета и прочих милых глупостей, так близких подавляющему числу женщин.
Спустя несколько минут, Сабина кончила и зажмурившись, зашлась в пронзительном крике. Он перешёл в хриплый стон. Бедра римлянки несколько раз судорожно дернулись. Открыв глаза, Сабина сквозь спутанные волосы, с улыбкой посмотрела на финикийца, щёки молодой женщины горели румянцем, глаза восторженно блестели.
— Это снова было чудесно! Не помню, чтобы с кем-то ещё мне было так хорошо. Но ты, ещё не кончил.
Слова выходили из неё с порывистыми вздохами. Все тело и лицо римлянки блестело от пота.
— Я сдерживаю себя, госпожа. Хочу доставить тебе больше наслаждения. И себе, тоже.
— Ах ты хитрец! — она рассмеялась. — Хочешь утолить жажду?
Не дожидаясь согласия Пунны, римлянка соскочила с ложа. И финикиец и Элатий, наблюдавший из своего укрытия оба поразились, никак не ожидая от женщины такой прыти. Она, словно бы и не устала вовсе. Поистине это удивительно, как много сил и выносливости в созданиях, считающимися слабой половиной человечества.
Сабина сама налила и себе и Пунне и отнесла чашу ему на ложе.
— Старая добрая традиция, — улыбнулась она. — Был один день в году, когда наши славные предки пили и ели на равных с рабами за одним столом и даже прислуживали им в разумных пределах. Так, соединим эту традицию с эросом.
— Я не против, госпожа, — кивнул Пунна, опустошая чашу до дна. От вина во рту появился приятный, чуть сладкий и терпкий привкус.
Сабина приникла к губам финикийца своим ртом. Это был поцелуй возбужденной тигрицы. Но Пунна возжелал доминировать. Римлянка поняла это и не стала возражать. Они вновь поменялись ролями. Финикиец привстал и приблизил член к лицу Сабины.
— Пососи его, — повелительно произнёс он, однако, не без внутреннего страха в душе. Не следовало забывать, кто тут раб, а кто господин.
Но Сабина, только улыбнулась и втянула головку члена в рот. Она вбирала фаллос Пунны насколько возможно глубоко, язык её путешествовал по стволу пениса и вверх и вниз, не остались без внимания и яйца финикийца в которые Сабине очень понравилось тыкаться лицом.
Элатий, наблюдая за этой парой невольно запустил руку себе между ног и дрочил свой член, который так и рвался наружу. Что и говорить, он даже забыл про проклятого финикийца и о своей ненависти к нему. Сабина его заворожила. Захватила своей развратностью и пылкостью, своим всесокрушающим эротизмом, коим боги наградили её столь щедро. Она влекла к себе, словно спелый, налитый соком плод. Но вместе