кур... — он не договорил...
— Нет-нет, дружок. Так не пойдёт! — ... перебил его я. — Ты уже не маленький мальчик. В пятнадцать лет ты вполне даёшь себе отчёт, чем ты занимаешься. Или ты хочешь мне втюхать дерьмо, что вы тут просто курили, простые сигареты. Повторяю — если ты не будешь благоразумен, не примешь моё предложение, то дело дойдёт до полиции и до экспертизы, что вы здесь курили, и что именно ты принёс с собой. Плюс полиции будет интересно узнать о каком «товаре» ты говорил этой малолетней шпане, своим дружкам. Всё это есть здесь, на записи. Все твои слова. — при этом я показал ему свой мобильник, намекая, что на нём сохранена запись его разговоров. Конечно, я, приврав, брал его «на пушку», но в его положении приходилось верить всему. Прикованный к рулю, уставившись в одну точку, Гейл молчал. Я же продолжил:
— А твои дружки... Пусть они не думают, что счастливо улизнули от проблем, убежав от меня. Когда их припрут к стенке, они с лёгкой душой заложат тебя, я ясно объясняю? — моя мини-лекция звучала очень убедительно, так, что на лице Гейла вновь поселился страх.
— Нннееет... не надо, мистер Фрэнсис... — очнулся он и затянул прежнюю песню.
— Брось парень ныть. А веди себя по-взрослому, выслушай моё предложение, и если мы заключим с тобой сделку, то никто и ничего не узнает. — я подводил Гейла к решению сделать открытое признание на камеру. Запись, которую я, само собой, не собирался показывать кому-либо, особенно полиции. Никому кроме одного человека в мире — Хардина Гасса. Запись, которую я мог обменять на те, которыми он заставил плясать под его дудку сначала меня, а затем нас с Сюзен обоих.
— А какое будет ваше предложение? — оживился Гейл.
— Я включаю камеру, а ты всё по порядку рассказываешь перед ней. Как носил мальцам младше себя сигареты, набитые «товаром», как ты его называешь, что это за «товар» такой, опишешь, и как ты решил открыть на нём бизнес, продавая свой «товар» этим малолеткам.
— Нееет. Я ничего такого говорить не стану. Зовите уже свою полицию! — внезапно кинул мне в лицо, расхрабрившийся юнец. И такой поворот в деле заронил у меня тень сомнения, что мне удастся легко добыть то, на что рассчитывал. И тут я, сам того не зная, сделал сильнейший ход.
— Что ты заладил — полицию, полицию. Я же сказал тебе — полицию пока оставим в покое. А вот Хардин Гасс узнает всё сейчас же. Стоит только мне набр... — я не успел закончить фразу.
— Нет! Нет, мистер Фрэнсис! Не надо, прошу вас, мистер Фрэнсис! Не говорите отцу... только не говорите ему! Я всё сделаю, как вы сказали... только не сообщайте ему... он убьёт меня! Мистер Фрэнсииииисссс... — затараторил Гейл с глазами полными уже не страха, а ужаса. Последние слова он произнёс нараспев, почти плача. — Что вы там предлагали мне рассказать на камеру? Я сделаю. Но