уставился на меня. Прошли долгие минуты.
— Ради Бога, Иван, скажи что-нибудь, — наконец вырвалось у меня.
— Что, чёрт возьми, ты хочешь от меня услышать? — Он почти зарычал, поднимаясь на ноги. Он возвышался надо мной, и я сжалась в комок на диване.
— Хочешь, я расскажу тебе, как проснулся сегодня утром в гостевой комнате Дэвида и обнаружил, что ты не со мной? Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что не видел тебя с тех пор, как мы танцевали вместе прошлой ночью? Как насчёт того, чтобы поискать свою любящую, верную жену и, наконец, заглянуть туда, где я никогда бы не мечтал её увидеть? Может быть, ты хочешь знать, что я почувствовал, когда ты наконец выбежала из дома и я увидел, как ты стоишь там с спермой другого мужчины, стекающей по твоим бедрам? Может быть, ты хотела бы знать, каково это, когда твое сердце вырывают из груди?
Теперь он уже почти кричал. Теперь я плакала, и от громких рыданий у меня перехватывало дыхание.
Он опустился на диван рядом со мной.
— Мари, ради Бога, скажи что-нибудь. Скажи мне почему. Скажи мне, что пошло не так, что ты искала любви в объятиях моего лучшего друга.
Я попыталась объяснить. Дело в том, что у меня не было никакого объяснения. Я не могла припомнить ничего, кроме дикого совокупления. Я даже не поняла, что это Дэвид.
Как будто это было правдоподобно. Я вспомнила одну пару, которую мы когда-то знали. Время от времени она напивалась и вела себя как самая ужасная сука в мире. На следующее утро она не только не могла вспомнить, что произошло, но и отрицала, что произошло что-то неприятное. Раз она не помнила, то этого не было. Что ж, я чертовски хорошо знала, что у меня это произошло. Но я почти ничего не помнила и уж точно не помнила, как легла в постель с Дэвидом или вообще что-то с ним делала. Примет ли это Иван?
Судя по выражению его лица, когда я, запинаясь, рассказывала о своем замешательстве и горе, он мне не поверил. Чёрт, я бы тоже не поверила. Это звучало так неубедительно, но это была правда.
Сквозь слёзы мне удалось сказать ему, что я очень сожалею. Сожалею обо всём, о том, что причинила ему боль, предала его доверие, сожалею о событиях, которые привели нас к этому. Наконец он насытился и отвернулся.
— Я не знаю, что будет дальше. Я не могу здесь оставаться. — Он направился к двери. — Когда-нибудь я вернусь. — Дверь за ним захлопнулась, и я услышала, как отъехала машина.
Я просто сидела. Я смотрела, как удлиняются тени и наступает ночь. Я включила лампу рядом с диваном, боясь, что темнота поглотит меня.
Только на следующий день я услышала, как открылась дверь. Я всё еще сидела на диване. Больше всего в доме я боялась выходить. Я питалась только кофе и почти ничем другим. Каждый раз, когда я