Записки неверного мужа

говорили: города берут смелостью, а женщин — наглостью. Нужно держаться уверенно и быть внутренне абсолютно убежденным, что ты завалишь девчонку и будешь иметь ее, как захочешь и сколько захочешь. Дашь слабину — и ты не сможешь преодолеть собственную робость, неловкие и неумелые движения не заведут ее... У меня был как-то позорный случай, один из первых, когда с крючка (а, точнее, с члена) сорвалась одна татарочка, не молоденькая, но еще вполне ладная. Когда я понял — она в принципе готова, чтобы я отвез ее в какие-нибудь кусты и хорошенько оттрахал, на меня напала такая дрожь, что ничего у меня не получилось. Секундного замешательства было достаточно, чтобы татарочка встала, хлопнула дверью и ушла к себе в общагу. Нить психологического контакта — умные дядьки-психологи называют это раппортом — оборвалась; в таких случаях лучше всего просто достойно удалиться, а не хватать девицу за руки и не убеждать, что «ты меня неправильно поняла». Все они прекрасно понимают, эти дамочки, так что не надо делать из себя и из них дураков!

Ульяна между тем заерзала в кресле и очень эротично потянулась, откинув назад тонкие, красивые руки, настолько, насколько это позволял тесный салон «девятки». Она слегка зевнула, обнажив крупные, ровные зубки. В полумраке салона удалось рассмотреть и длинные, густые ресницы, причем совершенно естественные, без намека на всякие туши.

Заметив на себе мой изучающий взгляд, девушка слегка улыбнулась:

— Послушай, я лишь прошу не спрашивать о том, почему я оказалась на ночной трассе и от кого пытаюсь сбежать.

Я улыбнулся. — Так, значит, Ульяна... А меня зовут Антон. Куда едем?

— Да куда хочешь, только подальше от Нови... — Она впервые улыбнулась, но как-то натянуто, болезненно, затем достала зеркальце из своей сумочки, расческу и поправила спутавшиеся волосы. Она вела себя в моей машине совершенно безмятежно, будто мы с ней знакомы были сто лет.

— Я вижу, ты парень добрый, насиловать меня не будешь, — без тени шутливости сказала она. — Поэтому давай выпьем водки. Что-то меня «колбасит», как бы совсем не расклеилась. А мне нужно быть во вменяемом состоянии.

Только тут до меня дошло, что странный взгляд Ульяны и сухие, припухлые губы — признак сильного похмелья! Ее лицо, изрядно припудренное, все-таки выдавало следы былого бурного возлияния. Она молчала, поэтому я не чувствовал запаха перегара, но теперь, когда завязался диалог, спиртовые пары явственно ударили мне в нос.

В уме у меня уже давно созрел план, где я буду трахаться с ней. Жена ведь думает, что я в командировке, так что не станем разубеждать ее в этом. А Ульяну я повезу к себе на дачу — благо родители там появляются лишь на выходных.

Вслух я ответил ей: «Идет!». И через полминуты добавил, что я за рулем, поэтому предлагаю поехать ко мне на дачу. Там приготовим какой-нибудь поздний ужин, выпьем и заночуем, чтобы мне пьяным за рулем не ехать.
— Нет, так не получится. Мне через два часа нужно быть возле парка 60-летия