Под кущами. 5. Записка от дяди к полковничихе

всего меня, и, взглянув на мою прелестную компаньонку, вижу, что и её глаза искрятся, каким-то чудным любовным огнём.

Сущий дьявол овладевает мной, и в какую-то долю секунды я, поставив пустую чашку на стол, хватаю её одной рукой за шею, прижимаю её лицо к своему и запечатлеваю несколько поцелуев на её щёках и губах, в то время как другая моя рука завладевает её такой привлекательной грудью. Она покрывается румянцем и восклицает:

— Фи! Фи, сэр!! Как можно прибегать к таким вольностям, тогда как я не могу помочь себе, не опасаясь уронить чашку?

— Дорогая леди, простите меня за вольности! — восклицаю я, бросаясь перед нею на колени и пряча в её коленях своё лицо, но нервно сплетая руки вокруг её талии, так что чувствую, как она вся вздрагивает от эмоцией. — И не вините себя!... Разве можно взирать на такое очарование и не соблазниться? Да, соблазниться! Ну как тут не сойти с ума, глядя на такие прелести? Вы уж извините мою самонадеянность!... Могу я на это надеяться?

Внезапно она вздрагивает как бы от боли и вскрикивает:

— Ах! Боже! О! О!! О!! У меня в ногах судороги... О! О!

Чашка выпадает из её рук.

— О, отпустите меня, сэр! О, Уолтер, извините, мне надо потереть их!

Тут появляется великолепная возможность воспользоваться удачливым шансом.

— Какая жалость, дорогая леди! Позвольте мне облегчить вам эту ужасную боль, ведь я — медицинский студент, — говорю я, осмеливаясь приподнять полы её пеньюара и принимаясь своими нетерпеливыми руками потирать её прелестные икры.

И моему взору открываются не только икры. От созерцания всех этих прелестей у меня кровь вскипает, мои пальцы постепенно блуждают всё выше и выше, и я не могу удержаться от того, чтобы не запечатлеть поцелуй на восхитительно мягкой плоти, тогда как она, кажется, скорее вздыхает, чем говорит:

— О! спасибо! Но молю вас, хватит! Ведь это так неприлично!... Да и судорога уже прошла.

— Нет, нет, дорогая мадам, — тороплюсь ответить я, с каждой секундой позволяя себе продвигаться дальше и извлекая выгоды из её, для меня уже очевидного, горячего темперамента. — Нервное сокращение ваших великолепных бёдер убеждает меня, что всё не так просто и судорога может возобновиться, если я не сумею избавить вас от неё... Вы не должны возражать мне, ибо я — медик.

— Вы жулик, юный злодей! Ваши прикосновения и поцелуи выводят меня из себя... Но как можно противиться столь обходительному студенту? О, Уолтер, Уолтер, ведь я только попыталась малость вывести вас из равновесия, вовсе не думая, что вы окажетесь таким галантным юношей! И вот я поймана в свои собственные сети! И мне ничего не остаётся, как сдаться на вашу милость! Но к чему такая спешка? Боюсь, что вы испортите все это своей порывистостью... Так что прежде чем вы овладеете мною, извольте сперва поцеловать мне святыню любви.

Как завороженный, я пытаюсь раздвинуть ее колени и разместиться меж её восхитительных бёдер, а она щебечет