Цветок

отбойную машину, затрахивающую её до конца. Приподнявшись на локтях, она жадно хватала языком губы Виктора Алексеевича, пытаясь внизу поймать его ритм движениями таза навстречу. Если она когда-нибудь нарисует эту картину, думала она, это будет шедевр, сравнимый разве что с оргазмом. Накатывающим, как морской прилив, неумолимым, вечным.

— А, — громко сорвалось с её губ. Ладонь тут же накрыла её рот, и она продолжила мычать в руку: — А-а-а-а.

Яна кончала под его мощными ударами, сладко агонизировала, чего никогда не случалось с ней раньше с мужчинами. Он не знал пощады, ускорился, как будто и не было в нём мышц и костей, а был только этот хобот — огромный твёрдый насос для подачи лакомства, влетавший в неё с невероятной скоростью, превративший её в цветок.

Хобот застыл камнем, продолжая мельтешить перед глазами, выгнулся в дугу, она уже забыла, как глубоко он входит, и он напомнил ей, замерев где-то под сердцем, насадив её на сталь. Ещё и ещё раз, закачивая в пестик нектар. Она чувствовала опыление каждой клеточкой, цветок в ней расцвёл яркими красками.

— Цветок, — шептали её губы.

Как бы она хотела нарисовать этот шедевр прямо сейчас.