И напрасно! «Шутка» проскочила и попала на благодатную почву.
С этого эпизода Борик, как бы, получил индульгенцию на подобные вольности. Придумав шаблонное начало всех своих, так называемых «комплементов», он говорил Елене Павловне: «Как художнику, мне нравятся ваши... «— и далее в разных вариациях: «трепетные губки», «рельефные формы», «чуткие пальчики», «линия бедер», «волнующий взгляд», «сладкая улыбка»...
На замечание Елены Павловны, что подобные казарменные фразеологии далеки от искренности, Борик (ни с того, ни с сего), объявил, что начал вести дневник, куда уже записывает все свои эпитеты «о самой красивой женщине, которую он, когда либо, встречал!» И что, возможно, использует эти впечатления в будущем.
— Интересно, каким образом? — подняла изящные бровки Калинина.
— Книгу напишу! — ошарашил девушку, невероятными планами Борик и одарил такой многозубой улыбкой, что Елена Павловна, не сдержавшись, беззлобно фыркнула в кулачок:
— Представляю этот винегрет на бумаге!
Однако слова о самой красивой женщине попали в её ушки и запомнились...
...
Дневник «прятали» в библиотечном шкафу, где хранились гуаши, кисти и ватман. Потом, «нечаянно» забыли на рабочем столе.
Елена Павловна, чуток посомневалась и «случайно» ознакомилась. Парень любовался её пригожестью и страдал от невозможности открыто признаться в любви.
Читая эти строки, Елена Павловна немного взволновалась. Не часто мы имеем возможность узнавать то, что о нас думают. И, находясь наедине сама с собой, Елена Павловна не гасила приходящие к ней эмоции, а, как девочка, радовалась новому ощущению личной значимости в жизни другого человека.
Когда заполнялся дневник, Елена Павловна не знала. Но едва Большаков прекращал работу и уходил из библиотеки в казарму, она, при задёрнутых шторах и запертых дверях, пылая лицом,...читала короткие записи постороннего мужчины и млела, узнавая о себе любимой немало хорошего.
На этой волне располагающих ощущений женщина легко убедила себя в безобидности заглядывания в чужие записи: «Ведь я читает ни о ком-то, а о себе самой!» аргументировала она и уходила в грёзы приятностей.
Однажды, солдатик написал, что Е. П. приснилась ему голой, и они занимались любовью...
Это для Елены Павловны это было, нечто новое! То, что сначала возмутило, но спустя минуту (или двух), разлилось по телу тёплой волной. Словно она пригубила бокал крепкого вина...
...
Рядовому танковой роты Большакову снилось, что в тексте дневника появилась откровенная жеребятина: «Эта женщина — станок для любви. Я готов трудиться на нём. в три смены! И так глубоко, как только позволит размер моего Малыша!...»
— Ты с ума сошёл! — стучал себя по голове Борис Петрович. — А если она покажет ЭТО своему капитану?!
— Я такое не писал! — лыбился Борик.
— Хочешь сказать, что это сделал я?
Борик беспечно пожал плечами:
— Какая разница?! Главное — ей нельзя признаться, что заглядывает в чужой дневник, и читает о себе разное!..
Тут случилось необычное. В разговор вмешался некто третий:
— И тогда кэп поколотить «писателя»... И будет огласка. А после него — офицерский суд! Карьера кэпа — насмарку!... По этим причинам краля будет молчать! И, согласно особенностям женского характера, продолжит шпионить. Как Мата Харри. Мы этим