Зимняя сказка. Часть 2

исчезает. Стою как дурак, со спущенными штанами и стоящим членом. Бормочу «сука» и стягиваю презик. Дверка в темном углу со скрипом открывается и появляется мама. Со спущенными штанами и торчащим как дротик членом, поворачиваюсь к ней. Она морщится.

— Будь добр, пожалуйста...

— А, извини.

Поворачиваюсь и кряхтя, с трудом засовываю член в штаны.

— Ну вот, где-то так, мам. Извини за неоконченную пьесу. Неудобно было стрельнуть у тебя сотку...

Неожиданно получаю громкую пощечину. Она говорит громко:

— Это было отвратительно!

— Согласен, мам... Так и я о том же... Это все так гнусно...

— Не паясничай!

Беру ее руку, целую и прижимаюсь щекой.

— Мам...

— Что?

— Мам...

— Ну, что?

В ее голосе не чувствуется мягкости.

— Мам, извини. Это действительно скотство. Поверь, они все такие. Только ты — самая лучшая...

— Самая лучшая блядь у тебя, да? Ну давай, давай, сейчас я тебя обслужу! Бесплатно!

Она неожиданно опускается передо мной на корточки и начинает рывками расстегивать мои брюки. Я просто окаменел. Я не сомневался, что мама сейчас именно так и поступит. Но я также знал, что после этого навсегда потеряю ее. Резко наклонившись, я поднял ее с пола и рассерженно, не оборачиваясь, вышел из прачечной.

Около получаса мы с мамой не разговаривали. Потом подал голос Димон, и мы все постепенно снова разговорились.

Я был слишком возбужден, и мне не спалось. Я лежал, размышляя о произошедшем. Теперь я почти жалел, что не позволил маме «обслужить» меня. Я представлял себе маму на месте Верки-Малявы, я видел себя стоящим со спущенными штанами, без презерватива... Мой член все наливался и матерел, и как домкрат, был готов порвать трещавшие по швам трусы. Это не было приятно. Это было просто больно. Потом я уснул.

Я проснулся от того, что к моим губам прижались мамины губы. Я раскрыл их, и ощутил ее горячий рот, дерзкий опытный язычок прошелся по внутренней стороне моих губ. Я чувствовал сдерживаемое, шумное мамино дыхание. Я задрожал от предвкушаемого наслаждения. Мама пришла ко мне! Сейчас она будет со мной! Вдруг она отстранилась, над моей головой словно птица взмахнула крылом — промелькнула в темноте тень ноги, а потом... К моим губам вновь прижались губы. Но это были совсем не те губы, что в начале...
Они были влажные... Меня заколотило от возбуждающе — опьяняющего запаха. Я открыл рот и там, за грубоватой волосяной кожуркой кокосового ореха, отыскал языком горячую, вожделенную, сочащуюся щель. Когда мамины пальчики пролезли над моим подбородком, и мама пошире раскрыла себя, я готов был заорать от наслаждения и благодарности, но лишь застонал, заставив свой язык завибрировать, защекотать кончиком уголок растянутой нежной щелки, где уже набухала готовая лопнуть тоненькая ягодка клитора. Затем я поднял руки и ощупал доставшийся мне драгоценный дар...

Мама была голая, в коротенькой шелковой рубашечке, которую я поддел, пролазя внутрь, подставляя ладони крупным, ни с чем не сравнимым в своей нежной прохладной тяжести, маминым грудям. Мои руки лазили, гладили ее мягкий