замолчала, ожидая того, как я восприму эту новость.
— Но он же у него такой толстенный!
— После родов — нормально входит.
Тревога во мне возросла многократно, и я, стараясь как можно спокойнее, спросил, ещё не утеряв надежду:
— Ну, нашему-то, пока так хватает? У тебя-то, надеюсь, не прибыло?
Жена, чуть помедлив, ответила:
— И у меня прибыло... вчера... первый раз, — и совсем упавшим голосом, как-то тихо, виновато, что ли, закончила — и сегодня, во-второй раз.
Я растерялся, и ляпнул, хлёстко, зло, насмешливо:
— И как, качественно отсасывает?
За что сразу и получил в ответ:
— Да, представь себе, до последней капли, и полного изнеможения. Ты так не можешь!
— И как нам дальше?
— Не знаю, голова кругом идёт.
— Сама то, что думаешь, надеюсь, прибыло пару раз, и всё, хватит? Или дальше снова будет прибывать?
— Думаю, только не обижайся, ладно? Думаю, что ещё будет прибывать.
— Долго?
— Долго, в общем, смотря, как ты себя поведёшь. Сама, так я бы и до трёх лет кормила... — она облегчённо вздохнула, очистив свою совесть, и стала закруглять разговор — ладно, чего сейчас об этом говорить! Я думала тебе всё рассказать, когда из командировки вернёшься, чтобы обсудить, как нам с тобой дальше быть. Ну, что, пока? Будет желание — звони. Нет — так — нет.
— Пока.
— Ну, не сердись, я же это для сына, не ради себя!
Я вышел из переговорной. Ребята из бригады смеются:
— Эй, бригадир, ты в Москве что, со смертью разговаривал? На тебе лица нет!
— Не знаю, может быть.
Я зашагал от них подальше, на улицу. Они поняли, что у меня, как у любого мужика, настал именно тот момент, когда просто, нужно побыть одному.
Подул жаркий ветер, бросив пылью в лицо, и я, платком промакивая, видимо от этого, заслезившиеся глаза, пошёл сам не знаю куда, точнёхонько по адресу, указанному мне женой.