У тестя

Это, как наркомания, что-ли. Терпишь-терпишь, а после: раз, и срываешься, когда уже нет сил сопротивляться. Я старалась даже насытиться впрок, но это — бесполезно, просто подкатывает не каждый день, а чуть реже. Ты простишь меня?

Жена просила меня простить её за вынужденные встречи с другими мужчинами, не в силах перебороть эффект от той фармакологии, которой пичкала её врачиха! Просила прощения и за те разы, которых ещё не было, но с которыми бороться у неё уже нет никаких сил!

От бессилия хотелось плакать, как мальчишке, и я обнял её, стал целовать, как юный влюблённый, чувствуя во всей этой ситуации с нами и большую долю своей вины за то, что не уберёг, не разглядел беды, не защитил, не вырвал из рук лже-врачей.

Отдышавшись, я горячо шепнул моей любимой:

— Не вини себя, и не мучай, я — вытерплю! Я тебя — не брошу!

Мы снова, как сумасшедшие целовались, и от избытка чувств я начал покрывать тело любимой поцелуями. Ей было сладко, но она просила меня:

— Не надо! Прекрати! Не надо, милый! Не на... — и осеклась, задохнувшись от новой волны возбуждения, обмякла, позволяя спуститься моим поцелуям на грудь, на живот, и шумно дыша, уже сама нежно гладила и трепала мои волосы на голове, шумно дыша, когда она оказалась у неё между ног. Я ласкал мою любимую, нежно беря губами за наливающийся жаром клитор, оттягивая растянутые многими мужчинами до свисавших рюшами нежных лепестков, совсем не понимая того, что этого-то делать нам и нельзя. Я остановился только тогда, когда жена стала с хрипами, негромко рыдать в голос, а таз ...её начал содрогаться в конвульсиях. Я растерялся, а она из последних сил, с неимоверным для себя трудом, ласково оттолкнула меня от своего тела. Вот только тогда я осознал, что натворил. Она отвернулась, сжавшись в комок, подтянув колени к груди и заплпкала. Её пробирала крупная нервная дрожь.

Минут через десять она перестала всхлипывать, и тихо сказала:

— Зачем?! Ну, зачем!

— Прости! Я дурак! Я не хотел! Прости...

Она затихла, всё в той же позе, а вскоре я услышал её болезненные стоны. Они продолжались и продолжались. Потом услышал:

— Принеси бутылку, любую, с длинным горлышком.

Я был растерян и напуган тем, что сам и натворил, поэтому тут же метнулся на кухню, не зажигая свет. Под руку попалась бутылка из-под шампанского.

Жена взяла её и приладив горлышко, принялась с болезненными стонами проталкивать её себе между ног, затем двигать ею, всё скорее. Стали слышны хлюпающие звуки и после её вздох облегчения. Бутылка ещё какое-то время оставалась всунутой, но я боялся не то, что дотронуться до жены или бутылки, но даже дышал совсем тихонечко. Любимая снова вздохнула, и распласталась на постели, потом её снова начал прошибать крупной дрожью, нервный озноб. Она откинула бутылку и села, шумно, возбуждённо дыша. Некоторое время мы так и сидели. Наконец, видимо решившись, она прильнула ко мне, и жарко зашептала:

— Дурачёк