Легкая, невесомая пена беззаботного, и потому самоотверженного, девичьего разврата спала и растворилась после моего девятнадцатилетия, когда моя подруга Соня Шнайдер подарила мне в коробке с медвежатами девятнадцатидюймовый (по количеству лет) фаллоимитатор японской фирмы Vsunwdjоррu и букет мелких роз с сердечком и блестками. Член был громадный, черного цвета, с подогревом. Он умел говорить «Катя, я тебя люблю», пульсировал и изгибался с разной частотой, и стрелял на полтора метра белой жидкостью, баллон с которой прилагался в комплекте с инструкцией. Инструкция была с картинками и не оставляла никаких сомнений в полезности прибора. Еще у члена была нежная силиконовая слегка прозрачная черная крайняя плоть, ее можно было двигать вперед и назад, сообщая изделию то грозную налитость страстью, то домашнюю трогательную безобидность.
В тот вечер мы с Сонькой дружески поеблись, она оттрахала меня языком в запретных местах, а потом долго удовлетворенно сосала мне пальцы на ногах. Уже ночью мы нарисовали на ватманском листе девицу с большой жопой и стреляли в нее синтетической спермой как в мишень. Сперма пахла ванилином. Потом, в темноте мы голышом курили на балконе. Начинался мелкий дождик. Было холодно. Я бросила недокуренную сигарету вниз и смотрела, как она упала, ударившись о невидимую ветку клена внизу, рассыпав чахлые искры. На макушку мне капала вода.
Мы ушли греться в душ. Соня Шнайдер терла меня пенной мочалкой, а я смотрела на ее большие круглые сиськи, и вдруг заплакала. Я сидела в ванной, рыдала, а Соня Шнайдер лила на меня горячую воду и приговаривала обычные в таких случаях бессмысленные слова утешения: «дура, ну что ты, дура, не реви! Идиота кусок. Всё хорошо. Всё образуется. Дура! Ты же умница, ты же красавица. Всё будет хорошо». «Ты не понимаешь, Сонька, — говорила я, всхлипывая и сморкаясь, — ты не понимаешь. Никто меня не понимает». Чего именно никто не понимает, мне и самой было неведомо, но я рыдала и все никак не могла остановиться. Мне было жалко себя, жалко Соньку, жалко этот дождливый летний вечер, жалко всех.
Было жалко денег, потраченных на деньрожденное кафе, куда надо было пригласить девчонок. А они смотрели пристально, завистливо. И дарили всякую хрень. Папа улетел отдыхать со своей юнной подругой (прямо вот юнной через два «Н») Я ведь июльская, и отец постоянно в июле бывает в отпусках, в стремлении оказаться в еще более летних краях. Опять же подруга. Подруга — его охотничий трофей, он ей гордится. И может быть что-то еще.
Володю я приглашать не стала. Нельзя вот так привести своими руками своего собственного МЧ №1 в малинник подвыпивших дев. Проверка чувств — это не наш метод.
А вот Мишка не смог быть. Мишка улетел в Якутск. Гацкий Мишка улетел в Якутию! В Якутию, Карл! Нет, это невообразимо. Мишка играет в долбаной рок-группе не виолон... нет, это выговорить невозможно. Он играет на виолончели, все время шляется по гастролям, то он в Питере, то