Хозяйка. Часть 1: Чужой

Кому мы нужны здесь, чужие, понаехавшие? И чем мы хуже вас, коренных, сытых и успешных, блять?

Его разрывала настоящая пьяная истерика. Язык развязался до предела, но разум при этом работал абсолютно четко. Его трясло крупной дрожью ненависти ко всему миру. Но больше всего на свете он сейчас ненавидел ее — прохладно-мудрую квартирную хозяйку, невольную свидетельницу его срыва и неудач.

— Кто я здесь? Кому я нужен? У вас есть все: квартира, работа, друзья, этот ваш Виктор, а у меня — никого — понимаете? — никого! — Он сейчас и в самом деле ощущал себя несчастнейшим существом на свете и свято верил в это.

— Виктор уехал работать в Амстердам на длительный срок две недели назад. — Сухо изрекла Калерия, отворачиваясь к окну.

Тоха на мгновение опешил, выпав из роли. В какой-то момент он испытал нечто вроде удивления и сочувствия. Но тут же горячая волна злого сарказма накрыла его с головой:

— Ну, и что же вас с собой не позвал?

— Да, конечно же, позвал! — Нервно повысила голос Калерия. — Обещал, что не будем ни бедствовать, ни скучать. Но... — Она замолкла, стуча пальцами по подоконнику. — Ах, да зачем я перед вами оправдываюсь, — вдруг потеряла она самообладание. — Вам в вашем прекрасном возрасте еще не понять, что такое сорваться с веками насиженного места, из родового гнезда! Поймите: здесь прошло мое детство, юность, все самое лучшее. Здесь все мои родные, друзья и подруги детства, все мои могилы... — Голос ее сорвался и задрожал. — Ради чего я уеду на старости лет в чужую страну? Он сказал: на три года, а дальше — как пойдет. Представляете, что такое в моем возрасте три года адаптации? Ведь, я буду там чужой, совсем чужой!

— Представляю, — обронил Тоха, одними губами повторяя:

— Чужой, совсем чужой...

Он вспомнил о своём. Уткнулся лицом в кулаки, опершись на локти. Думать не хотелось. Жить тоже не очень хотелось.

— Бедный мальчик! — Прохладная, сухощавая ручка опустилась на его стриженый затылок. Голос Калерии был грустен и совсем чуть-чуть, еле заметно, ироничен. В первую минуту это движение усилило его жалость к себе, но в следующее мгновение хозяйка чуть подалась вперед, над его макушкой колыхнулись тяжелые груди, а к спине ненароком прижался теплый, мягкий живот. Пахнуло тонкими пряными духами, шоколадным дымом... Женским теплом. Женщиной. Настоящей, живой, трепетной, тяжело вздыхающей за его спиной, положившей ласковую руку на его голову... Тоху словно током передернуло. Он понял, что все это время находился в перманентном состоянии возбуждения, пытаясь затушить его алкоголем, а его организм словно только и ждал сигнала. В один момент он развернулся на табуретке на сто восемьдесят градусов, обхватив Калерию за бедра и зажав, словно в тисках, коленками ее сухощавые ноги, задрапированные халатом.

— Хочешь, докажу что не мальчик? — с напористым вызовом протянул Тоха тяжелым низким голосом.

Калерия не шелохнулась. Лишь в отблеске уличного фонаря по-прежнему искрились медовые кошачьи глаза. В них была все та же мудрая прохлада, да