Повесть о Настоящем Мужике

себя на свинарнике пожрут!», без злобы, но строго сказал Евсей.

«Ну, тогда Вас прошу к столу, господин ефрейтор!».

«Слушай, когда мы одни, можешь называть меня просто — Евсей?».

Татьяна растерялась, потом часто-часто закивала головой: «Могу, конечно, могу».

«Ну, вот и называй!»

«Евсей, угощайтесь, пожалуйста!», вежливо и даже торжественно сказала Татьяна.

Евсей ополоснул руки под жестяным умывальником и сел за стол. Потом развязал свой вещмешок, именуемый в простонародье «Сидором», и достал из него бутылку коньку, кусок свиного сала и кусок копченого мяса.

«Ну, что Вы, что Вы, Евсей!», запричитала Татьяна, «Зачем, я и так много наготовила!».

Евсей веско сказал: «Уймись! Тебе еще кормиться всю зиму и мальца кормить!».

Татьяна закивала головой подтверждая, что, да, так оно и есть. Потом ойкнула, подбежала к буфету, быстро достала оттуда две граненые стограммовые стопки и поставила на стол.

Евсей разлил коньяк — выпили, стали закусывать.

«За Ванечкой бы сходить!», забеспокоилась Татьяна. Сына на время работ оставила у старой соседки — Михайловны.

«Успеется!», осадил Евсей, разлил по второй.

«А давай-ка, на брудершафт!».

«Это как?».

«А немцы так пьют, когда хотят друг с другом «на ты» общаться! Только потом поцеловаться надо — по-братски».

«Ну, если по-братски — то можно», согласилась Танька.

Они выпили, Евсей обнял ее и приник долгим поцелуем в засос.

«А это по-братски?» опьянев после двухсот граммов коньяка, спросила Танька?

«Не, это у нас получилось по-сестрински!», хохотнул Евсей.

Окончательно захмелев, Танька запричитала: «Вы мой спаситель, я для Вас... «.

«Мы ж «на ты» теперь!», перебил Евсей.

«А, ну, да, я для тебя теперь всё сделаю!».

«Ну, так уж и всё?», ухмыльнулся Евсей.

«А хотите...», Таньку понесло, «Вот вашей сейчас буду, вот, прямо сейчас, только скажите!».

«Эка невидаль, я что, баб, что ли не имел?».

«А вот так не имели!», упрямо возразила Танька, и, схватив Евсея за руку, потащила его в спальню.

Там она быстро сняла с себя всё. Последняя деталь туалета были кружевные трусы, которые она специально снимала очень медленно, и на которые даже Евсей глядел с немым восхищением.

Потом она встала на кровати в коленно-локтевую позицию и упрямо повторила:

«А вот так не имели!».

* * *

Такая позиция в Советском Союзе, почему-то считалась для женщины унизительной. Её называли: «по-собачьи», «раком» и другими нелестными прозвищами. Хотя ничего особенного в этой позиции нет. Для мужчин она предпочтительна, потому, что так мужчина проникает глубже в женщину, а также коридор влагалища удлиняется, что дает больший простор для манипуляций. Для женщины всего лишь исключается возможность тереться клитором о лобок мужчины. Но опытный любовник просто должен задействовать руки. Но советские женщины эту позицию считали неприемлемой!

* * *

Евсей любовался открывшимся видом: округлость бедра, упругость попки, белизна свисающих грудей.

Он не удержался: «А ущипнуть можно?»

«Всё, что захочешь!»

Евсей ущипнул Таньку за ягодицу — она даже не отреагировала.

Евсей сорвал с себя одежду, первый раз в жизни, бросая её где попало. Залез на кровать и пополз на коленях к Таньке, не в силах оторвать взгляд от этих белых округлых бедер. Мял, щипал, целовал эти роскошные белые полушария. Потом раздвинул Таньке ноги и